Вкратце, как и предполагал Андре Леруа-Гуран, кодирование абстрактных идей, таких как число и время, сыграло ведущую роль в зарождении письменности
. Возможно, они также внесли свой вклад в саму идею о том, что мысли можно перевести в письменную форму. Первые символы зачастую представляли собой абстрактные геометрические фигуры, которые обеспечивали доступ лишь к небольшому зрительному лексикону. В древнем Шумере и Египте пиктография, по крайней мере временно, служила простым способом обогащения лексикона письменных форм. Ее главным преимуществом была легкость чтения. Ни одному писцу не нужно было объяснять, что нарисованный колос пшеницы – это символ урожая.Примечательно, что знаки в первых письменных текстах включали целый ряд форм, которые, как обнаружили современные физиологи, кодируются отдельными нейронами зрительной коры приматов. Прежде чем остановиться на «буквенной кассе» – области, наиболее подходящей для связи зрительных форм с речью, – культурная эволюция, по-видимому, систематически исследовала пространство возможных конфигураций, закодированных в зрительной коре. Так, египетские иероглифы можно рассматривать как каталог стимулов, способных активировать мозаику вентральных областей. К ним относятся животные (
Другая редко используемая категория – это лица. Только майя использовали разнообразие стилизованных лиц для обозначения слогов:
На поверхности коры места и лица занимают вытянутые и достаточно удаленные друг от друга области. Тем не менее обе они расположены слишком далеко от «буквенной кассы» в левом полушарии. Область места, присутствующая в обоих полушариях, лежит близко к медиальной линии мозга, в то время как зона лица преимущественно расположена в правом полушарии – следовательно, находится на максимальном удалении от центра речи в левом полушарии. Может, первые писцы каким-то образом обнаружили, что эти две категории не обеспечивали эффективной связи с речевыми центрами? Почти полное отсутствие лиц среди письменных символов можно считать еще одним косвенным доказательством того, что структура мозга послужила мощным ограничительным фактором в эволюции письма.
Ограничения пиктографии
В «Пятой Эннеаде» философ Плотин (205–270 годы н. э.), комментируя «Федр» Платона (см. эпиграф к этой главе), выразил свое безграничное восхищение древнеегипетской письменностью:
Нам кажется, что мудрецы Египта, желая дать верное выражение своим представлениям о вещах, не прибегали к буквам, которые входят в состав слов и предложений и указывают на те голосовые звуки, посредством которых те и другие выговариваются, но вместо этого делали как бы статуи, рисунки вещей – чертили иероглифы и имели в святилищах для каждого предмета особый иероглиф, особую символическую эмблему, которая выражала его смысл и значение. Каждый такой иероглиф уже и сам по себе может быть принимаем за образчик знания и мудрости египетских жрецов.[293]
К сожалению, Плотин ошибался. Если бы иероглифы, как комиксы, действительно давали прямой доступ к смыслу, нам бы не пришлось ждать, пока их расшифрует французский египтолог Жан-Франсуа Шампольон. Концепция универсальной пиктографической системы, которую без специальной подготовки могли бы понимать представители всех культур, нереалистична. В эволюции письменности пиктографическая стадия была столь короткой, что можно усомниться в том, существовала ли она вообще. С самого начала письменность использовалась для выражения абстрактных идей. Для этого было введено огромное количество произвольных условностей, многие из которых требовалось заучивать наизусть. В результате письменность и чтение быстро стали привилегией элиты.