Прибой

Обыкновенно, плохой исход экспериментальных ритуалов — простая неудача, худший из возможных — неудача, влекущая за собой гибель для участников и тех, кому не повезет попасть под раздачу. Обыкновенно — так, и даже чаще всего — так. Но не в нашем случае. По меткому выражению Рэма, мы — автомеханики-любители, решившие заняться нейрохирургией: ни больше, ни меньше. Хуже того: возможно, мы лезем с гаечным ключом в здоровый мозг, тогда как стоило бы лезть в мой. Если б не Волк с его несуществованием — до дела бы не дошло, но валить ответственность на Волка — дурная привычка и плохая примета. Существовала ли дорога на самом деле? После стольких месяцев раздумий даже я сама уже в этом не уверена. Если же ее не было, или же, если мы что-то делаем принципиально неправильно…

«Если встретят, ты молчи, что мы гуляли по трамвайным рельсам. Это первый признак преступления или шизофрении»- будь неладен Костя с его песнопениями! Успех нашего предприятия… Чем он может обернуться? Как сказал когда-то кто-то мудрый — возможно, это больше, чем преступление: это ошибка. Ошибка с непредсказуемыми последствиями. И все же мы здесь, а вместо Железного Феликса мне улыбается Костя, сочетая во взгляде азарт игрока с любопытством ученого и тревогой сапера, вынужденного действовать наудачу. Человек-химера. Если бы Костя сказал «нет» — до дела бы тем более не дошло, но валить ответственность на Костю бесполезно: он и так ее на себя берет, всю, до какой только может дотянуться.

Возможно, наша модель близка к действительному положению дел, и мы все делаем верно — тогда чего стоит наш возможный успех? Зарастет одна из десятков тысяч трещин, которых с каждым днем становится все больше. Даже если все колдуны мира безотлагательно возьмутся за дело — это не остановит, а лишь задержит процесс распада.

— «Смотри! Смотри!»

Я спотыкаюсь, когда Волк вновь касается моих мыслей. Он в замешательстве. Стоит, широко расставив лапы и задрав морду к небу. Непривычный ракурс глюкасбивает с толку. В первый миг кажется, Волк разглядывает группу недонебоскребов у проспекта: те выглядят чуть накренившимися к земле. Только потом я замечаю перечеркивающие высотки линии. Провода. Над призрачными рельсами появилась призрачная линии электропередач. На нее почему-то хочется выть.

— «Такие дела», — плавно перехватывает контакт Лена, оттесняя напарника. Если сознание Волка похоже на бурю, то Ленка — тихое пятно в ее эпицентре. В Лениных мыслях я не чувствую ни тревоги, ни страха — сдержанный восторг, нетерпение. — «Так здесь раньше и было?»

— «Насколько помню, да». — Я обрываю контакт и понимаю, что стою на четвереньках, скаля зубы. Эх, Волк! Надо бы все-таки попросить Лену еще раз с ним поговорить — он слишком плохо держит себя в руках, даже для двуликого.

— И как они на ощупь? — Костя, вместо того, чтобы помочь мне подняться, с любопытством разглядывает пути.

Рельсы на ощупь холодные, кое-где проступает ржавь. Шпалы — сухие и шершавые. Давно здесь не проходило поездов. И проводов здесь пока нет.

На руке у каждого из нас — исключая Волка, у которого они висят на шее — старые-добрые механические часы с секундной стрелкой: их показания позволяют лучше контролировать единство глюка для группы через печать. На моих — без пятнадцати минут пять.

— Вад, максимальное расхождение по времени? — Я встаю, осторожно отряхивая ладони.

— Меньше десяти секунд, — отвечает Вадим. В его грохочущем голосе к напряжению примешивается гордость: ни для кого другого из нас такое малое расхождение недостижимо. — Сам глюк

развивается неравномерно. Идите дальше.

Почему пропавшая из людской памяти дорога видима в глюке, почему мы видим ее глюк? Лена понимает природу глюка, со всей его изменчивостью и многоликостью, как квинтэссенцию творчества as is, а творчество — как некую альтернативную силу, способную утверждать настоящее и питать будущее. С Лениной позиции, присутствие дороги в глюке

— свидетельство того, что мир сопротивляется трещинам и пытается за счет глюка защитить себя от распада. Объяснение не слишком убедительное — я бы сказала, не объяснение, а глюк объяснения — но другого у меня все равно нет.

* * *

Провода над нашим с Костей отрезком путей появляются спустя три минуты. К стрелке мы подходим последними: сперва у свечи-«маяка», отмечающей место встречи и центр печати, показываются Волк и Лена, затем неспешно подходят Рэм и Макс.