Дин сам не помнил, как он оказался внизу, у самой воды. Здесь пронзительные крики слышались еще громче, было ясно, что там, в воде бьется за свою жизнь какой-то малыш, и он держится из последних сил. Дин был простужен, он ненавидел холод и боялся глубины, но он знал, что есть вещи похуже. Он знал, как страшно тонуть, когда вокруг только вода и пузыри, всплывающие вверх, и как страшно – гораздо страшнее – лежать на дне без движения, пока угасают над головой последние лучи света. Ледяная вода залилась в ботинки, обжигая ноги, волны ударились в колени, будто прогоняя Дина обратно на берег. Он упрямо шагнул вперед, проваливаясь в воду сразу по пояс. Нить, связывающая их с Эйданом, натянулась до боли: тот спешил, как мог, но он был слишком далеко. Дин успел подумать, что вот теперь не отказался бы от нянек с маяка, но их не было как раз когда он нуждался в них так сильно, и поплыл. Мокрая куртка тянула на дно, вода казалась кипятком, а по коленям била забытая камера. Дин старался не замечать ничего и плыть быстрее, пока есть свежие силы. В голове у него звучали обрывки каких-то фраз, чьи-то крики, голос Карла, вопрошающий, где у него море, и бессильный вой Эйдана. Но сильнее всего Дин слышал слабеющий с каждой секундой писк впереди. Ему казалось, что сквозь толщу воды он чувствует паническое биение маленького сердца, и он плыл в этом направлении. Вот что-то качнулось на волнах впереди… вот еще раз, и еще! Маленькое мокрое существо то скрывалось под водой, то всплывало, жалобно бултыхая конечностями и пища, как дитя. Только подплыв ближе, Дин понял, что это был рыжий щенок, маленький и глупый. Он тоже видел Дина и плыл к нему, вытягивая нескладные лапы. Большая волна накрыла их с головой. В последнем рывке Дин схватил щенка и поднял к себе на плечо, чтобы тот был поближе к поверхности. Он понятия не имел, как теперь плыть к берегу: руки и ноги сводило от холода, мокрая одежда тянула на дно, а от мысли о глубине темнело в глазах. Грудь едва не разрывалась от напряжения, словно изнутри горел пожар. Придерживая дрожащего и царапающегося щенка одной рукой, Дин снял с шеи ремень камеры, отправляя на дно верный Mark II. Следом уплыли ботинки и пуховик. Дин развернулся к берегу и медленно поплыл, придерживая малыша одной рукой, и прекрасно понимая, что не доберется. У него темнело в глазах, а ноги сводило мелкими судорогами. Щенок маленькими коготками хватался за плечо Дина, скулил и хрипел, заглатывая воду. До берега оставалось метров десять, когда правую ногу пронзила острая боль. Дин понял, что замерз насмерть. Пожар внутри взорвался тяжелым кашлем, небо перевернулось вниз, а потом закрутилось перед пропадающим взглядом. Собрав последние силы, Дин швырнул щенка вперед, туда, где ему казалось был берег, и тут же стал погружаться в воду. В голове все дребезжало от воя Эйдана, а Дин только мысленным шепотом повторял: «Прости… Прости… Прости…». Промозглая темнота залепила ему глаза и уши, напоследок мелькнув ярким огоньком сигареты Эйдана, а потом все пропало.
====== Глава 12 ======
Море перекатывалось от одного утеса к другому, как большие качели, баюкая в люльке усталый дождь. Ветер гладил верхушки волн, ласкал их пенные кудри и вздыхал, как человек. Теплая лошадиная морда ткнулась в лицо – раз, другой. Бархатные губы щекотали кожу. Ох и холодно на берегу! Скорее нужно в тепло...
– Может, еще раз обернуть его горячей простыней? – гулко спросил ближайший утес.
Голос у него был как у Уилс.
– Сейчас, чайник вскипит. Да не рычи ты, придурок! Нет, ну смотрите на него: сам едва оклемался, а на меня рычит!
Большая туча возмущалась голосом Крэйга, а теплая волна по-щенячьи рычала на нее.
– Ничего ему не надо больше, сейчас очнется, – сдавленно проворчал кто-то с берега.
– Ты вообще молчи, пока я тебе голову не оторвал за все хорошее! – возмущенно зашипел большой черный конь.
Эйдан. Он стоял в волнах, и море расчесывало его длинную гриву. Конь пытался поймать что-то в воде, похожее на человеческое лицо. Дин вдруг вспомнил, что это он. Захотелось обнять Эйдана за шею, ощутить под пальцами короткую шерсть, тепло его тела. Дин хрипло застонал и тут же зашелся кашлем. Горло болело просто зверски. Тут же горячая тряпочка принялась сновать по лицу, восторженно повизгивая. Дин схватился за нее и понял, что это кто-то живой.
– Дин? Родной, скажи что-нибудь, умоляю! – лицо Эйдана склонилось над ним, загораживая свет.
И почему Дин решил, что видит коня?
– Пить, – прошептал он
– Пить, сейчас, секундочку подожди, – Эйдан закивал.
Кто-то бегал рядом, хлопала дверь кухни, пахло лечебным чаем и морской солью. Дин рассмотрел, что гладит рыжего щенка, развалившегося с ним на диване.
– Бретт прав, диван страшно неудобный, – пробормотал он. – Песик жив, как хорошо.
– Ты зачем туда полез? – возопил Крэйг. – Мы чуть с ума не сошли!
– Вас не было. Ждать – долго. А он мог умереть...
– Я была в ста метрах, Дин, – сказала Уилс.
– Но я не видел...
Уилс посмотрела на Карла, и Эйдан тоже, очень мрачно.
– Потому что ей помешали.