Прибытие

Вдруг нашего геолога осенило. Он резко встал со своего места, подошел к нам и поинтересовался, знаем ли мы, что такое азбука Морзе. Мы, конечно, знали, но как она могла нам помочь в данном вопросе, не сразу смекнули. Радиосвязи-то не было.

— Какая разница, что пускать в эфир, голос или точки-тире? — спросил я.

— А никто и не говорит про радиоэфир, — ответил Леонид. — У нас же есть мощные прожекторы на фюзеляже. Запрограммируем их на передачу морзянкой и попробуем связаться с нашими осторожными предками.

— Не предками, а потомками. Вероятно, вас, Леонид Захарович, ввела в заблуждение их очевидная отсталость в техническом плане, — поправил геолога Ковалев и продолжил. — Хотя, признаться, наличие у наших потомков неведомого для нас оружия и при этом отсутствие у них элементарных лампочек накаливания и радиосвязи меня лично ставит в полнейший тупик.

— А морзянка — это идея, — ввернул я свое мнение.

— Да, идея хорошая, — согласился со мной Ковалев, — только я считаю, прожекторами мы их до смерти напугать можем. Еще пальнут с испугу.

— И что делать? — разочарованно спросил я.

— У нас есть ручные фонари. Погасим освещение на «Ермаке» и пошлем ими сигнал SOS прямо из кабины пилотов. Посмотрим, как они отреагируют, а после видно будет.

Так и поступили. Поглядеть на первый контакт собрались все члены экипажа. Те, кому не хватило места в кабине пилотов, нависали на плечах впереди стоящих и с интересом наблюдали, как Саша Репей, взобравшись с ногами на приборную панель «Ермака», пытался просемафорить своим ручным фонарем сигнал бедствия. Если там внизу и существовала разумная жизнь, то такая попытка связаться не могла остаться незамеченной. Первый пилот уже пять минут отправлял сигнал поселенцам, а те все не отвечали. Остальные облепили окна кабины пилотов и пристально вглядывались в окна главного здания (или церкви, как окрестил многокупольное сооружение наш геолог).

— Ну, что там? — терзали нас с задних рядов ОНР-овцы, явно парясь в своих скафандрах. Команды разоблачаться Ковалев еще не давал.

— Молчат пока, — отвечали мы. Хотя лично мне показалось, что в тускло освещенных окнах храма кто-то зашевелился. Еще через минуту движение заметил и Ковалев, а затем и сам сигнальщик Саша Репей. Нас явно заметили, но отвечать почему-то не спешили.

— Может, они не знают азбуки Морзе? — предположил Филипп.

— А кто ж их знает? — ответил терраформирователю Ковалев. — Не факт, что они вообще по-русски разговаривают. Может, уцелели только китайцы, и для них наши сигналы, как филькина грамота.

— Тогда их ответ для нас будет китайской грамотой, — не дрогнув ни единым мускулом на лице, пошутил десантник Сергей Козырев.

По кабине пилотов прокатился смешок и несколько разрядил обстановку.

— В нашу эпоху базовыми языками были русский и арабский, — уточнил доктор Боровский. — Китайский и английский был в ходу лишь на Тибете да в глухих сибирских деревнях, куда бежали от Большой Войны беженцы из средней Азии и те, кто отказывался поддерживать новый мировой порядок.

— Испанский еще в ходу был, — вставил свои пять копеек второй пилот, но ему возразил Филипп:

— То на другой стороне планеты.

Болотов обернулся к терраформирователю и, явно напрашиваясь на спор, выдал:

— Да ладно, откуда мы знаем, что тут за двести лет происходило? Может, все уже мысли читать научились и вообще друг с другом не разговаривают.

Я улыбнулся. Эта тема была моей выпускной школьной работой, в которой я четко доказал, почему в ближайшие тысячу, а то и полторы тысячи лет человеческий мозг не получит способность принимать волны извне. За более короткий срок попросту не успеют перестроиться чувствительные к подобным сигналам доли мозга. Хотя мы уже тогда были способны искусственно улучшать прием всех видов волнового излучения. Как раз именно такой апгрейд и был у меня, но он позволял лишь усиливать интуицию и лучше ощущать эмоции людей и животных. До полноценного чтения мыслей было еще очень и очень далеко.

Мои воспоминания унесли бы меня еще дальше, но тут Ковалев поднял руку, обрывая все споры у себя за спиной. Он указал на самый верх центрального здания крепости, где в окнах одной из башен прямо на наших глазах разгоралось сильное пламя. Свет в других окнах вообще погасили. Видимо, для того чтобы мы поняли, куда нужно смотреть. Мы прильнули к ветровым стеклам шаттла. Огонь в комнате разгорался все ярче и ярче и вдруг погас. Мы все хором охнули. Но спустя пять секунд свет в окне вновь появился. Ковалев надел свой шлем от скафандра и пригляделся.

— Там кто-то занавеской окно то закрывает, то открывает, — сказал он.

— Есть контакт! — закричали сзади. — Это они так сигналят!

— Можно разобрать, что именно они передают нам? — взволнованно спросил доктор Боровский пилотов.

Ребята напряженно вглядывались в мигающее окно. В кабине вновь воцарилась торжественная тишина, готовая взорваться очередным раскатом радости, но ребята лишь переглянулись и пожали плечами.

— Да не понятно ничего, — ответил Коля Болотов, растерянно озираясь.