На тридцатой компрессии я остановился и вновь припал к груди Чака. Нет дыхательных движений, нет сердечной деятельности. Продолжаем.
— Раз, два, три… — считал я вслух, чтобы не сбиться.
На пятнадцатой компрессии я почувствовал, что сломал напарнику пару ребер.
—…шестнадцать, семнадцать, восемнадцать…
На последней, тридцатой компрессии опять что-то хрустнуло. Я прильнул к Чаку, пригляделся — не дышит.
— Твою ж мать, Чак! Заводись! Эдак я тебя всего переломаю. Перед ребятами неловко будет!
Запрокинуть голову, пальцами проверить, не запал ли язык, зажать нос. Плотно прижимаюсь своими губами к холодным губам Чака. Два глубоких вдоха. Вижу, как поднимается и опускается его грудная клетка. Значит, делаю все верно. Опять качать!
— Раз, два, три, четыре… Чааак! Очнись!
Уже на третьем круге руки деревенеют, спина наливается свинцом. Промокший скафандр усложняет работу. Это лишь в кино реанимация — плевое дело. Пару раз надавил на грудь симпатичной девице, приложился в нежном поцелуе к губам и — хэппи энд. В жизни перед тобой, как правило, здоровенный десантник с пятидневной щетиной, у которого постоянно изо рта выходит соленая вода с остатками завтрака вперемешку.
— Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять и…
Резкий, судорожный вдох и кашель. Затем Чака вырвало. Все, жить будет!
— Как же ты меня напугал, приятель! — выдохнул я, падая рядом со сложившимся пополам десантником.
— Надеюсь, ты не приставал с искусственным дыханием? — откашлявшись, прохрипел Чак. — Забыл про дыхательный аппарат.
Я молчал, стараясь унять дрожащие руки. Я впервые ими спас чью-то жизнь. Как же это утомительно, оказывается.
Я помог Чаку опереться спиной о стену и сел рядом перевести дыхание:
— Я тебе ребра сломал.
— Чувствую, — ответил Чак осипшим голосом. — Спасибо.
— Да обращайся, если что.
Мы засмеялись, и Чак тут же зашелся в приступе кашля, скривившись от боли в ребрах.
— Все, все, — постарался успокоить я десантника, — сейчас вколю обезболивающее.
Чак лишь кивнул в ответ. Было видно, что ему сейчас не до шуток, но парень мужественно терпел.
— Идти сможешь? — спросил я после укола.
— А есть выбор? — отозвался Чак и протянул мне руку.
Я помог ему встать.
— Люк ты открыл, как я понимаю.
Чак кивнул.
— Что у нас со связью? — поинтересовался я. — Я свой наушник потерял.
Десантник потянулся к своему уху и достал промокшую гарнитуру:
— Мой на месте, но не фурычит почему-то.
— Вода?
— Да нет, он должен работать и под водой. Просто нет связи. Начал барахлить еще перед выбросом.
— Ладно, жди тут. Я сбегаю к шлемам, постараюсь связаться с «Ермаком» и доложить.
Чак вновь кивнул и облокотился на стену, приготовившись меня ждать. Я вернулся довольно быстро:
— Нет связи.
— Странно… — протянул Чак. — Может, с «Ермаком» что?
— Всплытие покажет. Гадать нет смысла. Пойдем, посмотрим, что ты за ящик Пандоры открыл.
— Пойдем, — согласился Чак. — Только теперь ты первый.
Мы вновь протиснулись в узкий тоннель раковины, перед этим на всякий случай опять организовав связку. Чаку сейчас трудно будет. Вероятно, мне придется подтягивать его постоянно.
Добравшись до люка, я увидел вскрытую нишу в стене. Внутри — похожие на земные микросхемы, но подписаны они были совершенно непонятными символами. Я не стал задерживаться у открытого люка и, ухватившись за его край, медленно подтянулся.
В отличие от тоннеля, по которому мы пробирались, помещение, в котором я оказался, не подсвечивалось. Я бегло огляделся, воспользовавшись нагрудным фонарем скафандра. Все те же гладкие стены. Несколько труб разного диаметра, по которым медленно стекала вода, постепенно собираясь вокруг меня в лужи.
Для того чтобы втянуть сюда Чака, мне пришлось вновь сооружать блок и крепить его к краю люка клей-пеной.
Управившись, я дернул за свой конец связки — сигнал к тому, что я готов тянуть. В ответ Чак дернул дважды — сигнал готовности. Я перехватился поудобнее за небольшой рычаг трещотки и начал энергично работать ручкой. Уже через пять минут голова Чака показалась в люке. Я помог напарнику забраться, и мы уселись спина к спине, переводя дыхание.
— Не представляю, как ты поплывешь обратно, — задыхаясь от тяжелой работы, сказал я Чаку.
— Придумаем что-нибудь, — довольно бодро ответил десантник. И включил свой нагрудный фонарь.