Причём тут менты?!

Но уже через полстакана они с Гарриком продолжили состязаться в эрудиции:

— А вот и банкир Вихляйло…

— Его контору крепко держат «жмеринские».

— А это известная личность Петя Раста-ковский!

— Так! Внимание, пришли «жмеринские»!

Обыкновенная непринужденность отсутствовала в кабачке и до этого момента, а тут воздух словно наэлектризовали.

С того самого дня, когда лидер «жмеринских» вместе с двумя телохранителями был расстрелян из автомата неизвестным волосатиком, неформальные лидеры города даже активней самих «жмеринских» выясняли по своим каналам, кто же все-таки тот смертник, который одной сотней граммов свинца нарушил установившееся когда-то в Питере равновесие. Даже здесь, в этих зальчиках для роскошного отдыха, все посматривали друг на друга с легкой настороженностью. А вошедшие мужчины в дорогих, но неярких костюмах запросто могли превратить это смутное чувство недоверия во вполне конкретные опасения.

Их было трое. Очевидно, новый лидер и два телохранителя? Я не знал. И не узнаю, надеюсь. Как-то не очень тя…

— Будет разборка?

— Здесь? Вряд ли…

Гаррик с Василиванычем непроизвольно понизили тон, хотя музыка заглушала любые беседы. Но я их понял! В первый момент мне даже показалось, что и музыка-то почтительно примолкла.

Или — испуганно.

Показалось.

Гаррик, не отрывая взгляда от проходящих по залу мужчин, потянул Василиваныча за рукав.

— Времена-то нынче злые, опасные. Ты как, вооружаться не надумал?

— Вот еще!

— Зря, зря, кто знает, что может случиться, вот мой-то шпалер всегда при мне!

Вполне мирно покивав головами в ответ на многочисленные приветствия, «жмеринс-кие» сели за отдельный столик.

Я перевел дух.

Насчет «шпалера» Гаррик, конечно, бравировал. Знал я его пушку. Обыкновенный девятимиллиметровый «РЖ», западногерманский револьвер, рассчитанный на пальбу как газовыми, так и дробовыми патронами. Я сам, когда делал материал про оружие для «Адамова яблока», помог знаменитому «криминальному журналисту» Гаррику приобрести этот ствол. А он еще и умудрился этот револьвер зарегистрировать как газовый. Правда, если б его хоть раз прихватили с дробовыми патронами в кармане, знаменитого журналиста можно было бы называть «криминальным» с большими основаниями.

— Да на кой он мне нужен, — Васили-ваныч, как гордая птица Феникс, вздернул голову, — мне обороняться не от кого, меня и так все знают!

— А шпана уличная?

— А с ней я дел не имею!

— Ну да, ты у нас только с серьезными людьми… шутки шутишь!

Достали меня эти двое! Кабак вновь загудел, словно невидимый Великий Монтер сумел как-то преобразовать скопившееся в воздухе напряжение в силу тока человеческой речи. Я впервые вспомнил, что я-то, в отличие от Гаррика с Василиванычем, не на работе! У меня планировался вечер отдыха! Даже проститутки во время отпуска не ходят по стриптиз-холлам и публичным домам! Но эти два представителя «второй древнейшей» продолжали свое производственное совещание.

Василиваныч с легким разочарованием:

— Сегодня, пожалуй, здесь ничего не случится!

Гаррик:

— Хоть ты и считаешь, Василиваныч, что ты молодец, а пуля — дура, мои читатели все же думают иначе. С точностью до наоборот! Мой шпалер…

— Довольно! Романтика и коммуникабельность зовут меня вперед, в жизни всегда есть место встрече.

Я решительно поднялся из-за стола и зашагал по направлению к сортиру. Это направление было не хуже того, в каком протекала беседа, а если учесть еще, что на моем пути через зал неминуемо должна была оказаться та самая русоволосая официанточка, то даже и лучше!

— Простите, мамзель, а вы… — осведомился я как бы походя, — вы даете прессе интервью?

Это был один-единственный вопрос. Но первой его половиной она успела возмутиться, а второй — огорчиться. Что доказывало наличие сносной реакции. Я успел подумать о том, что лучше было б сформулировать этот невинный вопрос как-нибудь по-другому. Во имя первого контакта, по крайней мере.

Она собиралась уже гордо вздернуть носик… но на секунду задумалась, будет ли это достаточно уничижительной реакцией на слова нахального дешевого клиента. Возмущение — огорчение — раздумье, хорошая смена настроений для секундного интервала.

— Да, вот и все мы так, — философски продолжил я, как бы невзначай перекрывая ей проход… (тьфу, фрейдисты, я имел в виду путь!) — Все мы так, сперва возмущаемся, затем огорчаемся и только потом начинаем раздумывать о мести…

Будь я проклят, если она сжала губы не для того, чтоб сдержать улыбку!

— Вот-вот, а после раздумий решаем, что лучше не улыбаться…

Уголки ее губ все же предательски поползли вверх. Проклят я не буду.

— Что за интервью? — безразличным тоном спросила она, чтоб все же оправдать выдавшую ее настроение игру лицевых мышц. — Нам запрещено…

Я перебил:

— О, мне как репортеру газеты «Нота Бене» были бы необычайно интересны интимные подробности жизни ваших завсегдатаев, я имею в виду прежде всего тех устриц, которыми здесь все время угощают. Тайная жизнь устриц, что может быть интересней такой статьи!

Последняя фраза вопросом уже не являлась. Но она ответила, попытавшись обойти меня с фланга:

— Только милицейские сводки!