Причуда. В 16:50 от Паддингтона. Испытание невиновностью

Он с явной враждебностью посмотрел на Люси. «Если бы эта выскочка, — казалось, говорил его взгляд, — не совала свой нос куда не следует, ничего подобного бы не случилось».

Харольд Крэкенторп, словно услышав его мысли, спросил:

— Между прочим… гм… мисс… гм-гм… мисс Айлсбэрроу, что побудило вас заглянуть в саркофаг?

Люси давно ждала, что кто-нибудь из Крэкенторпов спросит ее об этом. В полиции этот вопрос задали одним из первых… Удивительно, что никто из обитателей Резерфорд-Холла до сих пор еще не спрашивал…

Седрик, Эмма, Харольд и мистер Уимборн напряженно ждали ответа.

Ответ Люси, естественно, приготовила заранее, а насколько он удачен, сейчас станет ясно…

— В самом деле, — робко начала она, — даже не знаю… Я подумала, что надо бы все просмотреть и хорошенько прибраться. Ведь там… в амбаре… был… — она запнулась, — очень странный и неприятный запах…

Расчет Люси полностью оправдался: мистер Уимборн тут же поспешно ее перебил:

— Да-да, разумеется… Полицейский хирург сказал… около трех недель… пожалуй, нам лучше не останавливаться на подробностях. — Он подбадривающе улыбнулся сильно побледневшей Эмме: — Ну-ну, старайтесь не забывать, что эта несчастная не имеет к нам никакого отношения.

— Я бы не рискнул утверждать это столь категорично, — заметил Седрик.

Люси Айлсбэрроу посмотрела на него с невольным интересом. Ей сразу же бросилось в глаза разительное несходство облика братьев, всех трех. Седрик был рослым здоровяком с обветренным лицом и буйной копной волос, похоже, любил позубоскалить и над собой, и над другими. Из аэропорта он явился небритым, правда, перед тем как ехать на дознание, побрился, но переодеваться не стал. Люси подозревала, что на нем вообще был его единственный костюм: старые брюки из серой фланели и довольно потертый, где-то даже подштопанный мешковатый пиджак. Короче, вид у него был чисто богемный, равно как и отношение к жизни. И похоже, он очень этим гордился.

Харольд, наоборот, выглядел как образцовый джентльмен из Сити. Высокий, с темными, слегка поредевшими на висках волосами, он держался очень прямо и был одет в темный, безукоризненного покроя костюм, жемчужно-серый галстук был тщательно затянут. Сразу было ясно, что перед вами трезво мыслящий и преуспевающий бизнесмен. А был он, ни много ни мало, директором известной компании.

— Право, Седрик, — натянуто произнес он. — Твое замечание в высшей степени неуместно!

— Это почему же? В конце концов, амбар-то наш. С какой стати она туда явилась?

Мистер Уимборн выразительно кашлянул.

— Возможно… гм… свидание. Как я понимаю, в округе все знают, что ключ от амбара висит на гвоздике снаружи.

В тоне мистера Уимборна слышались возмущение подобной беспечностью. Настолько очевидное, что Эмма тут же принялась оправдываться:

— Так повелось с начала войны. Там ведь был своего рода штаб гражданской противовоздушной обороны. Каждый мог сварить себе на спиртовке какао, чтобы погреться после дежурства. Красть в Долгом амбаре совершенно нечего, и, когда война кончилась, мы оставили ключ на прежнем месте. Так удобнее для членов «Женского института»… Держать ключ в доме — только создавать лишние хлопоты и нам и тем, кому понадобился амбар. Кроме того, иногда дома попросту никого нет, даже прислуги… Они ведь у нас приходящие… — Голос ее замер. А говорила она все это совершенно безучастным тоном, как будто мысли ее витали где-то далеко.

Седрик с удивлением на нее взглянул.

— Ты чем-то встревожена? В чем дело, сестричка? — спросил он.

— Право же, Седрик! Ты еще спрашиваешь?! — возмутился Харольд.

— Да, спрашиваю… Ладно, пусть ту молодую незнакомку действительно задушили у нас в амбаре (сюжетец прямо-таки для викторианской мелодрамы, верно?)… я понимаю, что это может вызвать потрясение, от которого не сразу оправишься… Но теперь-то это уже в прошлом. Эмма у нас женщина разумная, и я не понимаю, почему она никак не может успокоиться. В конце концов, ко всему можно привыкнуть.

— Видишь ли, не всякому так просто свыкнуться с тем, что в твоем доме произошло убийство, — язвительно возразил Харольд. — Осмелюсь заметить, это у вас там на Мальорке[145] ничего не стоит прикончить человека и тут же об этом забыть…

— Не на Мальорке, а на Ивице[146].

— Какая разница!

— Существенная. Это совсем другой остров.

Харольд, никак не отреагировав на его уточнение, продолжал:

— Так вот, если для тебя, живущего среди пылких южан, убийство стало делом обычным, то здесь, в Англии, мы относимся к подобным происшествиям крайне серьезно. И вообще, Седрик, — добавил он с возрастающим раздражением, — появляться в общественном месте, тем более на дознании, в таком виде…

— А чем тебя не устраивает мой вид? Очень удобный костюм.

— Абсолютно неприличный.

— Уж какой есть, ничего другого я не прихватил. Не хотел терять время на возню с чемоданом, сразу помчался, чтобы поддержать в этот трудный момент своих близких. Я художник, а у художников главное в одежде — ее удобство.

— Так ты все еще пытаешься рисовать?

— Послушай, Харольд, что значит «пытаешься»?!

Мистер Уимборн снова выразительно кашлянул.