Приди и помоги. Мстислав Удалой

Братья с виду были все разные. Георгий среди них выделялся красотой смуглого лица, приятностью сложения, которую доспех не только не скрывал, но даже подчеркивал. Ярослав был слегка приземист, широкоплеч, черты его лица, и так не очень привлекательные, сильно портило какое-то застывшее выражение презрения ко всему, не исчезавшее, даже когда он смеялся. Святослав из троих был самым высоким, еще по-юношески долговязым, нескладным, юное беспечное лицо его казалось неспособным затуманиваться от дурных и мрачных мыслей. И при этом все три брата были неуловимо чем-то похожи друг на друга. Словно отец их, покойный великий князь Всеволод Большое Гнездо, обладавший невероятной способностью выглядеть по-разному при разных обстоятельствах, как ему было нужнее и выгоднее — от глуповато-простодушного, изнеженного баловня судьбы до грозного правителя и хладнокровного убийцы, — свою многоликость разделил между сыновьями, ни в ком не повторившись полностью и никому не отдав предпочтения.

В большом княжеском шатре, сделанном нарочно для войны и пиров на вольном воздухе, за длинным столом три брата вели разговоры о начинающихся событиях, о своей неизбежной победе над знаменитым князем Мстиславом Удалым, который, несмотря на всю свою воинскую славу, оказался столь недальновиден и глуп, что осмелился так далеко зайти в чужую землю, не обладая и сотой частью сил, потребных для ее завоевания. Победа над Мстиславом Мстиславичем открывала перед братьями такие возможности, о каких даже их великий отец мог лишь мечтать. Вся русская земля в скором времени должна лечь к их ногам — и рассуждать об этом было сладко, и прекращать не хотелось, словно пьешь хорошее вино.

Больше всех — как старший и по положению и по возрасту — говорил Георгий Всеволодович, великий князь Владимирский. В душе он был рад, что ввязался в эту войну, которую, по справедливости, должен был вести один Ярослав. Он же повздорил с Мстиславом Мстиславичем из-за Новгорода! Поначалу Георгий и вмешиваться не хотел и даже про себя злорадствовал, будучи уверен, что князь Мстислав Удалой обязательно братца побьет — а битый Ярослав, ослабленный и униженный, был великому князю более выгоден для личного спокойствия. Но поскольку дело повернулось таким образом и Удалой сам пришел к ним в руки, то выгоднее стал военный союз с братом, тем более что в союзе этом Георгию отводилось положение главного.

— А брату Святославу Киев отдадим и все города днепровские, — говорил Георгий. — Хочешь в Киеве сидеть, князь Святослав?

— Можно и в Киеве. — Святослав не возражал, но особого желания, казалось, не испытывал. — А что? — вдруг оживился он. — Там, рассказывают, бабы очень хороши! Хочу Киев. — И засмеялся, откидывая назад свою небольшую голову.

— Бабы… — проворчал Ярослав. — Наши-то тебе не хороши, что ли? Ты, братец, не о бабах думал бы. Великим князем станешь, как Георгий. — И он косо глянул на старшего брата — понравится ли тому последнее замечание.

Георгий не обиделся, улыбка его стала даже шире.

— Вот именно. Кому же возобновить Великое княжение киевское, как не тебе, князь Святослав? Высоко вознесешься главою. Нас смотри потом не забывай, братьев своих единокровных.

Святослав мечтательно уставился взглядом в какую-то одному ему видимую точку. Ярослав же встрепенулся:

— А я что возьму? Новгород, что ли?

— Возьми Новгород. А мало покажется — бери хоть Галич. Хочешь Галич?

— Не откажусь. — Ярослав выглядел довольным, что еще больше развеселило Георгия.

— Что, братцы? Никак мы всю русскую землю поделили, а? Не рано ли? Враг-то еще нам грозится.

— Грозится-то он не со страху ли? — презрительно произнес Ярослав. — В Торжок ко мне присылал когда попа своего, так любовь предлагал. Ему бы, князю Мстиславу, меня тогда и осадить бы в Торжке. Может, и вышла бы у нас с ним любовь. А теперь, как он к нам прямо в руки пришел, любви искать ему гордость не позволяет. Вот он и грозится.

— Не испугаемся! — сказал Святослав, на время прервав мечтания о золотом киевском столе. Но, сказав это, сразу смутился, вспомнив о недавнем своем постыдном бегстве от Мстислава Мстиславича. Чтобы оправдаться перед братьями, он наплел им, что там, под Ржевкой, на него напало войско неисчислимое — потому и не смог он выстоять. Георгий и Ярослав, однако, знали уже об истинной численности противника. И он знал, что они об этом знают. — У нас поболее силы, чем у князя Мстислава. Правда ведь? — сказал Святослав, чтобы замять возникшую неловкость. Поглядел на братьев искательно.

Те на смущение брата не обратили внимания.

— Силы-то больше, — брезгливо проговорил Ярослав. — Да ведь сила разная бывает. Мужиков из всех сел пригнали — это ладно. Но зачем ты, князь Георгий, со сволочью хочешь дело иметь? Толку от нее не будет — помяни мое слово. Лучше бы поганых позвать, а сволочной полк гнать в шею. — Ярослав прищурился и посмотрел на Георгия. — А моя бы воля, брат, так я бы им всем камень на шею — да и в воду. А вожаков их прижал бы покрепче: а ну, сказывайте, кто наших людей торговых обижал? Где обозы с товарами?