— Да сядьте, — сказала женщина, — сядьте, я вам все расскажу. Он увидел на дороге мою Шарлин. Утром. На остановку она шла, на автобус, хотела к своей двоюродной сестре поехать. А этот твой вскочил в машину, догнал её, сказал, что едет в Паркертон, мол. подвезёт. Полдня он её подвозил, а в городе впутался в драку, и его поколотили, а моя Шарлин, она этих ваших машин водить не умеет, а он все в обморок хлопался. Уж не знаю, как они добрались до дома. Шарлин вбежала, плачет, ну и уговорила меня втащить его в дом. Он был, как труп… — Женщина замолчала, словно захлебнулась словами, и некоторое время стояла, тяжело дыша, потом закончила: — А жаль, что он не помер. Жаль, что он вообще родился на свет.
Кэсси неподвижно сидела на стуле, опустив глаза на свою обтрёпанную темно-серую юбку, и следила, как её пальцы разглаживают материю на коленях. И вдруг взглянула весело, словно девчонка, и сказала:
— А я не верю ни одному твоему слову.
— Дело ваше, — ответила женщина. — Мне главное, чтобы вы держали своего «сицилия» подальше от моей Шарлин.
— А ты бы пореже пускала её по дороге шляться, — парировала Кэсси, обрадовавшись, потому что услышала, как в её голосе снова зазвучала уверенность.
— Нет, — сказала женщина неожиданно упавшим голосом, — с Шарлин мне не справиться. — Лицо её вдруг осунулось и постарело. — Шарлин моя совсем ума лишилась. Все утро я её просила, на коленях перед ней стояла, а она и слушать не хочет. Я её заперла, так она стала биться о дверь, пока не раскроила себе голову. Я ей пригрозила плёткой, если она ещё раз к нему приблизится, а она подошла к плите и палец протянула к раскалённому железу — насилу я её оттащила. Это чтоб показать мне, что боли, мол, она не боится.
Кэсси уже не улыбалась. Она сидела, подавшись вперёд и прижав руки к груди, потому что ей вдруг стало больно оттого, что она представила себе, как эта девочка подходит к горячей плите и кладёт на неё палец, чтобы показать, как она любит Анджело.
— Послушайте, — снова злобно и резко заговорила женщина, — на вас-то мне наплевать. Пусть он с вами делает что хочет — хоть боронит, хоть пашет. Но держите его подальше от Шарлин. Ну ладно, — она устало отвернулась и равнодушно закончила, — я своё сказала. Сунется ещё раз — я его дробью нашпигую.
Кэсси, все так же прижимая руки к груди, тихонько раскачивалась взад и вперёд на стуле.
Женщина бесшумно обошла старую кровать и взялась рукой за медную спинку.
Кэсси услышала её вялый голос, произнёсший словно издалека: «Этот…»
Она на мгновение перестала раскачиваться и выпрямилась.
— Этот, — повторила женщина и подошла к изголовью кровати с противоположной от Кэсси стороны, — этот был настоящий мужчина.
Её правая рука потянулась вперёд и повисла в воздухе над его лицом.
— Не смей! — крикнула Кэсси. — Не смей прикасаться к нему!
Она вскочила на ноги, но указательный палец жёлтой руки уже коснулся лба Сандера.
— А вот и посмела, — сказала женщина, не сводя с Кэсси своих неподвижных глаз, — вот и тронула, и ничего вы мне не сделаете.
— Убирайся! — закричала Кэсси.
Но та глядела на Кэсси все так же невозмутимо, и её жёлтое лицо даже как будто тронула улыбка.
— Уберусь, — проговорила женщина мягко, — уберусь, когда надо будет.
И её тенниски медленно и бесшумно пошли к двери, потом шагнули за порог, и Арлита исчезла так же незаметно, как пришла. Тогда она словно возникла из воздуха, а теперь так же неожиданно исчезла, будто растаяла в нём.
Ничего не произошло. Никто не приходил, никто не ушёл, во всяком случае сейчас, потому что всё, что сейчас случилось, на самом деле случилось давно, и женщина та появилась в этом доме давно, и сегодняшняя сцена — не более чем проделки памяти, вот и всё.
Кэсси сидела на раскладном стуле и вдыхала весенний воздух, который доходил до неё сквозь открытую кухонную дверь. Она слышала ленивую вечернюю трескотню малиновки где-то среди молодой листвы. Нет-нет, ничего не произошло.
Вот только грудь болела в том месте, к которому она прижимала руки, под сердцем.
Потом она заметила миску с супом на краю стола. Она ведь собиралась кормить Сандера, а потом поставила миску на стол, и суп остыл. Теперь она его снова разогреет. Она покормит Сандера. Все очень просто. Разогреет суп, ведь ничего не произошло.
Вот только эта боль.
А боль была очень странной, она будто жила в груди у Кэсси сама по себе. Будто просто поселилась там в тёмной норе.
Накормив Сандера, Кэсси постояла возле кровати. Взглянув на пустую миску, вспомнила, что хотела дать супу и Анджело. Взяла на кухне ещё одну миску. Уже у двери его комнаты боль неожиданно стала острее. Боль, казалось, распухла и так давила на лёгкие, что трудно было дышать. Кэсси ухватилась за ручку двери, стараясь поскорее повернуть её, потому что знала, что если не войдёт сейчас, то уже не войдёт никогда.