Провинциальное дворянство — от простых помещиков вплоть до остатков мелкопридворных, близких к земле групп дворянства — все более и более утрачивает общественное значение по мере централизации всех средств контроля и власти при королевских дворах. Французское общество не единственное и уж, конечно, не первое европейское общество, в котором совершается эта структурная перемена. Импульсы централизации и стягивания знати к королевскому двору в связи с правом центральных властителей и их представителей распоряжаться возможностями получения денег и раздавать последние наблюдаются уже и прежде в других обществах, прежде всего в Испании и в Италии. Но в том изменении централизации, которое случилось во Франции в XVII веке, формируется самая крупная и многолюдная для своей эпохи придворная единица Европы, центральные средства контроля которой функционируют вполне эффективно. Соответственно, на примере Франции мы можем хорошо наблюдать определенные структурные особенности того уровня, которого достигает тем самым развитие общества.
Эти особенности могут быть лучше всего прояснены категориально, если использовать здесь, в метафорическом смысле, понятие «дистанцирования». Это понятие мы уже употребляли прежде, в связи с более сильной дифференциацией придворно-городской и сельской жизни. Урбанизация, монетаризация, коммерциализация и перемещение знати к королевскому двору — это частные процессы одной всеобъемлющей трансформации. Эта трансформация в данную эпоху заставляет людей все с большей определенностью переживать «природу» как ландшафт, как мир «объектов», как нечто противостоящее себе и подлежащее познанию. Если бы мы попытались резюмировать здесь различные нити этого преобразования, это увело бы нас слишком далеко. Во всяком случае, процессы такого рода играют в нем столь же существенную роль, как и растущая способность ставить в тесную взаимосвязь наблюдение и рефлексию над природными явлениями. Все это — аспекты специфического дистанцирования, дистанцирования от того, что еще и сегодня мы охотно называем «природой» или «объектами». Особенно отчетливо оно обнаруживается в изображении природы на картинах художников как ландшафта, а также в научном исследовании природных процессов или в философских проблемах того, могут ли вообще люди и если могут, то как именно, познавать «объекты» такими, каковы они в действительности; или же — действительно ли «объекты» «существуют». Эти и другие симптомы дистанцирования от «природы», как свидетельства восхождения общества на новое плато, появляются более или менее одновременно в той фазе, которую мы все еще обозначаем несколько устаревшим понятием «ренессанса». Они могут пояснить, к чему относится в данном контексте метафора «восхождения на новое плато», на новый уровень. Ибо на протяжении целого ряда веков европейские общества остаются при этом типе дистанцирования. Проблемы, попадающие в поле зрения людей на этой основе, получают самое разнообразное преломление и развитие. Однако обретенный в столетия «ренессанса» и представленный в таких понятиях, как «субъект» и «объект», способ дистанцирования людей в их социальных союзах от того, что они переживают как «природу», остается, в общем и целом, одним и тем же вплоть до нашего времени. В наши дни мы можем достаточно отчетливо видеть первые признаки восхождения на следующее по высоте плато общественного развития в живописи. Сейчас художники совершенно очевидно стараются достичь чего-то иного, чем просто изображения «объектов», которые, так сказать, предстоят взгляду наблюдателя в трехмерном пространстве. Но мы сможем лучше понять процесс, в который вовлечены мы сами, если осознаем, что произошедший в эпоху ренессанса сдвиг дистанцирования, в ходе которого люди научились понимать многообразие физических событий как «природу», составляет лишь частный процесс некоторого гораздо более широкого сдвига дистанцирования.