Придворное общество

Сдвигов в иерархии, которые бы не нашли себе выражения как сдвиги в этикете, здесь не было. Напротив, малейшее изменение в положении отдельных людей в этикете означало изменение в социальной иерархии двора и придворного общества. А по этой причине, следовательно, каждый индивид был исключительно чувствителен к малейшим изменениям в этом механизме, следил, наблюдая малейшие оттенки, за тем, чтобы сохранялось существующее состояние равновесия рангов, если только сам он не трудился как раз над тем, чтобы изменить его в свою пользу. В этом смысле придворный механизм кружился сам в себе как удивительный perpetuum mobile, питаемый потребностями и напряжением престижа, которые, раз возникнув, постоянно воспроизводились через свою механику конкуренции.

7.

Людовик XIV конечно же не создал механики церемониала. Но благодаря особым возможностям, предоставляемым его социальной функцией, он использовал, укрепил и развил ее, причем со своей, новой точки зрения. Эта точка зрения примечательным образом отличалась от той, в силу которой механику церемониала поддерживала вовлеченная в нее знать. Конкретный пример того, как функционировал церемониал в руках короля, дополнит приведенное выше описание и может наглядно пояснить значение его для короля[88]

.

Сен-Симон, в связи с некоторым спором о положении в обществе, оставил военную службу. Он сообщил королю, что, к сожалению, не может более служить по причине нездоровья. Король этого не любил. Сен-Симон узнал по секрету, что, принимая это известие, Людовик сказал: «Еще один нас покидает».

Вскоре после этого Сен-Симон в первый раз вновь отправился в спальню короля. При этом некое духовное лицо, как всегда, несло особенного вида канделябр, хотя комната была ярко освещена. Король всякий раз указывал одного из присутствующих, которому этот клирик должен был передать канделябр. Это было знаком отличия. Было точно предписано, как это должно происходить. «Вы снимали перчатку, — говорит Сен-Симон, — выступали вперед, держали светильник в те минуты, когда король ложился в постель, а затем отдавали его первому камердинеру». Сен-Симон, понятно, весьма изумился, когда в этот вечер король назначил его держать светильник, хотя он и оставил армейскую службу.

«Король, — замечает при этом Сен-Симон, — сделал это, потому что был раздражен на меня, и не хотел, чтобы это заметили. Но это было и все, что я получил от него на протяжении трех лет. В это время он пользовался любым незначительным поводом, чтобы показать мне свою немилость. Он не говорил со мною, взглядывал на меня только будто бы случайно, не говорил мне ни слова о моей отставке из армии».

Линия поведения Людовика XIV в этом деле чрезвычайно показательна: здесь, как видим, этикет еще не стал тем таинственным «perpetuum mobile», которым никто более не управляет, но, с точки зрения короля, с ним однозначно соединена совершенно определенная цель. Он не только придерживается традиционной иерархии. Этикет повсюду заключает в себе сферы свободного выбора, и король распределяет их как заблагорассудится, для того чтобы, даже в мелочах, определять авторитет людей при дворе. Монарх использует то настроение умов, которое соответствует иерархически-аристократическому строю общества, он использует конкуренцию придворных за престиж и монаршую милость. Точно отмеряя милость, в которой состоит при нем человек, король может варьировать, в зависимости от своих конкретных целей господства, иерархическое положение и вес отдельных людей в рамках придворного общества, а вместе с тем также смещать по своей надобности существующие в этом обществе напряжения и его внутренний баланс Механика этикета еще не окаменела — она составляет в руках короля в высшей степени гибкий инструмент господства.

Уже выше при рассмотрении придворного менталитета в связи с жилищами стало ясно, с какой тщательностью и сознательностью, с какой примечательной калькуляцией престижа проводилась здесь дифференциация расположения и украшения помещений. Сцена «отхода ко сну» короля, как ее описывает Сен-Симон, показывает аналогичное поведение в несколько ином контексте. Одновременно она еще несколько отчетливее показывает нам функцию этой тщательной дифференциации и нюансировки всех проявлений человека в придворном обществе: король немного оскорблен, но он не набрасывается на виновного с криком и бранью. Он владеет собой и выражает свое отношение к Сен-Симону чрезвычайно выверенным жестом, который точно, до малейшего оттенка передает степень той немилости, какую король считает желательным выразить в данном случае. Небольшой знак отличия в соединении с невниманием к Сен-Симону в остальном представляет собою отмеренный ответ на его поведение. И эта взвешенность, этот точный расчет того положения, в котором один человек находится по отношению к другому, эта характерная сдержанность аффектов типичны для линии поведения короля и людей при дворе вообще.

8.