Придворное общество

Приближается ли тем самым к решению проблема соотношения индивида и общества? Чтобы показать, по крайней мере, подход к ее решению, нужно сделать еще несколько шагов. Как уже было замечено в начале нашей работы, фигурации, которые составляют люди друг с другом, отличаются тем, что они с незначительными отклонениями могут продолжать существовать даже тогда, когда все отдельные люди, составлявшие их в определенный момент, уже умерли и их места заняли другие индивиды. Так, французский двор существовал и при Людовике XIV, и при Людовике XV, при этом их составляли разные индивиды. Но первая фигурация при непрерывной смене составляющих ее людей перешла во вторую. В каком смысле можно говорить, что в обоих случаях речь идет о специфической фигурации, к которой допустимо применять одно и то же понятие — фигурация «двора» и «придворного общества»? Что дает право, несмотря на смену отдельных индивидов, которые составляют друг с другом эту общность, и несмотря на определенные изменения в самой этой общности, на которые указывает понятие «развитие двора», говорить в обоих случаях о «дворе» и «придворном обществе»? Что, собственно говоря, несмотря на все перемены, остается неизменным в подобных случаях?

На первый взгляд можно, казалось бы, удовлетвориться следующим ответом: меняются отдельные люди, но не отношения между людьми. Но с таким ответом приходится остановиться на полпути. Понятие отношения весьма просто истолковать как нечто такое, что зависит только от того или иного отдельно взятого человека. Однако отношения между придворными или между королем и придворными различного ранга, сколь бы бесконечно разнообразны ни были их индивидуальные вариации, определялись, в конечном счете, специфическими условиями, которые для отдельных людей, не исключая и самого короля, были неизменны.

Интеллектуальная трудность, встретившаяся здесь, состоит в том, что эти условия часто понимают как нечто существующее вне отдельных людей, когда говорят, например, об «экономических», «социальных» или «культурных» условиях. Но если присмотреться, можно обнаружить, что то, что удерживает людей в связи друг с другом определенным образом и придает форме их связи устойчивость, передающуюся из поколения в поколение с некоторыми эволюционными изменениями, есть не что иное, как специфические типы зависимости индивидов друг от друга, или, если воспользоваться техническим термином, специфические взаимосвязи. При этом уже проведенный анализ показал, что подобные связи отнюдь не всегда бывают по природе своей мирными и гармоничными. От своих противников и соперников можно зависеть точно так же, как от своих друзей и союзников. Множественные противоречия, которые обнаружились при исследовании придворного общества, характерны для разных видов взаимной зависимости, они встречаются во всех сколько-нибудь дифференцированных обществах. Их изменения в течение длительного времени и, в некоторых случаях, их нарушение, разлом традиционного и установление нового равновесия могут быть достаточно подробно проанализированы социологом.

Таково положение дел, картина которого только искажается от некритического использования таких слов, как «социальные условия», «дух времени», «среда» и многих родственных им понятий. Термин «интеракция» в его сегодняшней версии также не отвечает фактам, доступным непосредственному наблюдению. Подобно социологическому понятию «акции», или «деятельности», содержание понятия «интеракция» далеко не столь очевидно и однозначно, как может показаться на первый взгляд. Если первые два термина наводят на мысль, что характер и направление деятельности следует объяснять только лишь инициативой действующего индивида, то понятие «интеракция» означает, что этот характер возникает только лишь из инициативы двух изначально независимых индивидов — «ego» и «alter», «Я» и «Другого» — или из столкновения многих изначально независимых индивидов.

Предшествующие исследования достаточно ясно показывают, почему теории акции и интеракции мало способствуют эмпирическим социологическим исследованиям. В их основе лежит один и тот же образ человека, который также негласно стоит у истока многих исторических исследований в классической манере, — образ отдельных людей, каждый из которых, в конечном счете, абсолютно независим от всех прочих, — индивид в себе, «homo clausus».