Придворный

– Знаете пословицу: «Когда твой враг в воде по пояс, подай ему руку и помоги выйти; а когда по горло – придави ему голову ногой, чтобы быстрее утонул»? Вот так многие и со своими соперниками поступают: пока нет верного способа его сокрушить, притворяются скорее его друзьями, чем врагами; а когда предоставляется явная возможность его растоптать, говорят о нем всякие гадости, истинные ли, ложные, и делают это без зазрения совести, не брезгуя никакими ухищрениями и обманами, всяким способом, какой только могут вообразить.

Но поскольку мне не хочется, чтобы наш придворный когда-либо прибегал к обману, я за то, чтобы он не уступал сопернику благосклонность своей подруги, действуя только любовью, преданным служением, доблестью, мужеством, благоразумием и сдержанностью. Словом, чтобы он был достойнее соперника и всегда во всем был осторожен и осмотрителен, остерегаясь бездарных нелепиц, в которые часто и в разных обстоятельствах впадают многие глупцы.

Я знаю таких, которые, пишут ли женщинам, говорят ли с ними, используют всегда прямо-таки язык Полифила{453} и так держатся за риторическую изощренность, что бедняжки смущаются и кажутся себе невеждами, и час проводят, как тысячу лет, в нестерпимом желании уйти, не кончив беседы. Другие безудержно хвастают, а иные порой говорят вещи, которые оборачиваются в упрек и вред им самим. Например, меня смешит, когда иной, начиная любовные заигрывания, в то же время говорит в женском кругу: «Я еще не встретил женщины, что полюбила бы меня» – и не понимает, что те, кто его слушают, сейчас же подумают, что, стало быть, этот мужчина не стоит не только любви, но и медного гроша. Сочтя его за полное ничтожество, они не полюбят его и за все золото мира: ведь полюбить такого – значит стать хуже других, которые не полюбили. Иной, чтобы вызвать неприязнь к сопернику, имеет глупость говорить при женщинах: «Такой-то – самый везучий на свете. Ни красоты, ни ума, ни мужества нет, ни словами, ни делами не выдается, а женщины за ним так и бегают». Так, выдавая зависть к этому везению, он сам подталкивает поверить в то, что соперник, пусть ни словами, ни делами не замечателен, а все-таки владеет каким-то секретом, за который его любят все женщины.

LXXI

Граф Лудовико, улыбнувшись, сказал на это:

– Уверяю вас, умный придворный, желая приобрести милость женщины, такого конфуза ни за что не допустит.

– Ни такого, какой допустил один весьма уважаемый и благородный дворянин, – подхватил мессер Чезаре, – чье имя не буду называть, чтобы не задевать честь мужчин.

– Что же он сделал? Расскажите, – попросила синьора герцогиня.

Синьор Чезаре рассказал:

– Приглашенный одной знатной госпожой, которая его любила, он тайно приехал в город, где находилась и она, увиделся с ней и побеседовал, сколько позволяли и она сама, и время. При отъезде, со многими горькими слезами и вздохами уверяя, как невыносимо болезненна для него разлука, он молил любимую непрестанно помнить о нем, да заодно… и за гостиницу заплатить. Поскольку, мол, раз он приехал по ее просьбе, то справедливо, чтобы и расход был не на нем.

Тут все женщины рассмеялись, говоря, что уж имени благородного этот человек никак не заслуживает, а многие из мужчин почувствовали тот стыд, который должен был бы чувствовать он сам, если бы постарался напрячь ум и осознать свой постыдный промах. И синьор Гаспаро, обращаясь к мессеру Чезаре, сказал:

– Лучше было вовсе не рассказывать это ради чести женщин, нежели не называть его имя ради чести мужчин. Ибо можно представить, сколь большого ума была эта знатная синьора, раз полюбила такое безмозглое животное. Да еще того гляди выбрала его как самого разумного среди многих, служивших ей, и отогнала от себя с неприязнью другого, кому этот невежа и в слуги не годился.

Граф Лудовико вымолвил с усмешкой:

– Кто знает, может, он был разумен во всем остальном и только с гостиницей оплошал? Но часто от чрезмерной любви мужчины делают большие глупости. И, глядя правде в глаза, разве не случалось и с вами такого, и даже не раз?

LXXII

Мессер Чезаре, также улыбнувшись, сказал:

– Сделайте одолжение, давайте не будем открывать наших промахов.

– И все-таки стоило бы открывать, чтобы уметь исправить, – ответил синьор Гаспаро и продолжил, обращаясь к Маньифико: – Ну а теперь, когда наш придворный знает, как приобрести и как сохранить милость своей дамы и как отнять ее у соперника, вы, синьор Маньифико, просто обязаны научить держать в секрете свои любовные дела.

– Я, кажется, сказал уже довольно, – отвечал Маньифико. – Пусть кто-нибудь другой говорит об этой секретности.

Тогда мессер Бернардо и все остальные вновь принялись упрашивать его. Наконец Маньифико сказал с улыбкой:

– Вы просто меня искушаете. Все вы даже слишком обучены любовным делам. А если хотите знать больше, подите почитайте Овидия.