Придворный

– Но как я могу полагаться на его советы в любви, – возразил мессер Бернардо, – если он одобряет и считает совершенно уместным, чтобы мужчина в присутствии любимой женщины притворялся пьяным{454} (прекрасный способ приобрести милость, не правда ли?), а чтобы дать ей знать о своей любви, рекомендует на пиру обмакнуть палец в вино и написать это на столе!{455}

– В те времена такое не считалось неприличным, – осклабился Маньифико.

– Но если мужчинам тех времен не претило подобное безобразие, значит они не имели такой утонченности в любовном служении, как мы, – заметил мессер Бернардо. – Но давайте не будем уклоняться от предмета: как научиться сохранять любовь в тайне.

LXXIII

– На мой взгляд, чтобы хранить любовь в тайне, нужно избегать причин, делающих ее явной, – сказал Маньифико. – Таких причин много, но одна из основных – это когда любящие стремятся к излишней секретности и никому не доверяют. Ибо каждый любящий желает, чтобы любимая знала о его чувствах; но когда у него нет услужливого и верного друга, вынужден подавать более многочисленные и ясные знаки, чем если бы пользовался его помощью. Но знаки, которые подает сам любящий, вызывают намного больше подозрений, чем если бы это делали посредники. Души людей по природе любопытны, и всякий из посторонних, как только заподозрит что-то, сразу начинает доискиваться истины, а узнав ее, разглашает без стеснения, даже находя в этом удовольствие. Иное дело – когда у влюбленного есть друг: он не только помогает сочувствием и советом, но часто и ошибки, которые в ослеплении допускает влюбленный, старается исправить, заботясь о сохранении тайны и предвидя многие вещи, которых тот предвидеть не в состоянии. Высказывая свои чувства, изливая их задушевному другу, мы чувствуем величайшее облегчение, но равным образом и любовные наслаждения наши увеличиваются от возможности поделиться ими.

LXXIV

– Есть и другая причина, намного больше способствующая разглашению любовных тайн, чем названная вами, – сказал синьор Гаспаро.

– Какая же? – спросил Маньифико.

Синьор Гаспаро оказался и на этот раз верен себе:

– Пустое тщеславие, соединенное с безумием и бессердечием женщин, которые, как вы сами сказали, стараются иметь сколь возможно больше влюбленных в них. Вот чего им хочется: пусть все эти влюбленные сгорают хоть в пепел, а потом, после смерти, воскресая вновь, возвращаются к ним живыми, чтобы умереть снова. Даже любя сами, они наслаждаются мучением любящих, ибо полагают, что скорби, несчастия – да такие, что влюбленный постоянно призывает смерть, – вот истинное свидетельство, что они любимы и своей красотой способны делать мужчин несчастными и счастливыми, даруя им смерть или жизнь по своей прихоти. Одной этой пищей они и питаются, и безмерно до нее жадны: чтобы не остаться без нее, они и не удовлетворяют влюбленных вполне, и не лишают их надежды бесповоротно. Но, желая постоянно держать их в тревоге и вожделении, проявляют некую властную неумолимость в угрозах, смешанных с надеждами, – лишь бы любящий каждое слово, взгляд, жест возлюбленной почитал за высшее счастье! А чтобы нe только любящие, но и все остальные считали их стыдливыми и целомудренными, они нарочно выставляют перед всеми эти свои жестокие и неблаговидные повадки. Пусть все думают: раз она так издевается над тем, кого сочла достойным любви, то как, вероятно, поступает с недостойным! В своем предубеждении она подчас верит, что такая хитрость защитит ее от бесчестья, проводи она хоть каждую ночь с какими-нибудь подонками, которых едва знает! И при этом, ради наслаждения страданиями и немолчными жалобами какого-нибудь блестящего рыцаря, она лишит саму себя тех наслаждений, которые еще, возможно, были бы как-то извинительны! Такие женщины сами причиной того, что бедный влюбленный в крайнем отчаянии решается на такие поступки, которые враз делают известным то, что надо было всеми способами держать в строжайшей тайне.

А есть еще вот какие, – продолжал он, волнуясь все больше. – Когда она ухитрится внушить многим, будто каждого из них любит, начинает тешиться тем, что возбуждает между ними ревность, оказывая ласки и милости одному в присутствии другого! А когда увидит, что тот, кого она любит больше, уже уверился в ее любви через сделанные ему знаки, тогда туманными речами и напускным пренебрежением останавливает его, чем прямо-таки пронзает ему сердце, притворяясь, будто он ей вовсе безразличен и она готова полностью отдаться его сопернику! Отсюда происходят ненависть, вражда, бесчисленные скандалы, а то и просто гибель, потому что крайнее возбуждение страсти, которое испытывает мужчина, неизбежно выльется наружу, – а для женщины это окончится позором и бесчестьем.