Придворный

Франческо Мария, вызванный в Рим для ответа перед папским трибуналом, уклонился, опасаясь за свою безопасность. Вместо него в Рим приехала вдовствующая герцогиня и в течение двух месяцев пыталась умолять папу «не пускать по миру» герцогскую семью и ее саму, напоминая о былой дружбе и гостеприимстве, обо всем добром, что связывало братьев Медичи с покойным Гвидобальдо и с нею. Тем временем 17 марта Джулиано скончался. Лоренцо, еще ранее того назначенный генерал-капитаном войск Святого престола, принял бразды правления Флорентийской республики.

Кастильоне, как официальный представитель герцога, осуществляя связь между Урбино и Римом, мог лишь соблюдать корректность в диалоге, чтобы не спровоцировать чего-то худшего, по возможности поддерживая кроткие усилия герцогини. 18 апреля папа объявил: если Элизабетта клятвенно пообещает ему, что Франческо Мария прибудет на суд, то он готов отложить вынесение приговора. В донесении от того же числа Кастильоне писал герцогу: «Все столь серьезно, что не дело подданного давать совет», намекая, что жизнь и свобода его государя находятся под угрозой. По итогу суда, проведенного в отсутствие обвиняемого, Франческо Мария лишался герцогского титула и владений. 27 апреля была издана булла, отлучающая осужденного от церкви, и заранее подготовленное войско Святого престола под командованием Лоренцо Медичи немедленно двинулось на Урбино; одновременно другое войско выступило из Флоренции. О сражении со столь сильным противником нечего было и думать. Франческо Мария с молодой женой и вдовствующей герцогиней, спешно покинув дворец, едва успели отплыть из гавани Пезаро. Из всех городов и крепостей государства решились на сопротивление лишь гарнизоны двух неприступных замков Рокка-ди-Пезаро и Сан-Лео. Но после нескольких месяцев осады и они сдались «на почетных условиях», то есть с сохранением свободы и оружия. Лоренцо на радостях решился последовать рецептам Макиавелли и проявить себя подлинно государственным мужем, способным переступать, когда нужно, через обещания, суверенным в своем праве казнить и миловать: отпустив рядовых солдат, он тут же повесил поверившего его гарантиям кастеллана Рокка-ди-Пезаро[32].

В течение нескольких дней Рим и Флоренция освещались праздничными фейерверками. В августе Лоренцо был провозглашен герцогом Урбино.

Для семьи делла Ровере начались годы изгнания. Обе герцогини поселились в родной Мантуе, не без колебаний принятые маркизом; герцогу, над которым тяготело отлучение, ставившее его жизнь вне закона, пришлось найти себе убежище и лишь изредка тайно навещать семью. Кастильоне убедил Франческо Мария разрешить ему вернуться на службу при мантуанском дворе, мотивируя это тем, что дипломатическим, а не военным путем ему будет удобнее приносить пользу своему господину.

Маркиз Франческо Гонзага, нескрываемо довольный тем, что вновь заполучил ценного придворного, окружил Кастильоне знаками благоволения. После тринадцатилетнего перерыва Бальдассаре мог свободно расположиться в своем родном доме, с пожилой матерью, видеться с сестрами, не ожидая никакой беды. Время было подумать о том, что он так долго откладывал, – о создании семьи.

В октябре того же года Бальдассаре женился на шестнадцатилетней Ипполите Торелли, девушке из старинного рода, рано оставшейся без отца и матери. Ипполита по завещанию располагала отнюдь не большим приданым, зато была милой, неподдельно скромной и верной; едва ли не с первого взгляда она пленила тридцативосьмилетнего жениха. Теперь граф охотно отдался мирным домашним заботам.

* * *

Тем временем Франческо Мария делла Ровере, ценой едва ли не всего семейного достояния собрав наемное войско, ближайшей зимой повел его на отвоевание Урбино. Ему удалось разгромить в нескольких битвах Лоренцо Медичи и овладеть почти всей территорией герцогства. После того как Лоренцо, получив огнестрельную рану, покинул военный лагерь, предоставив другим проливать кровь за бесчестно полученное им владение, папа поручил войско своему ближайшему доверенному лицу кардиналу Биббиене, бывшему мессеру Бернардо, так хорошо знакомому нам по страницам «Придворного». Этот записной острослов, зачинщик всех веселых забав при урбинском дворе в дни Гвидобальдо повел дело чрезвычайно пассивно; возможно, в случае победы герцога он рассчитывал уверить его в своем тайном сочувствии и саботаже приказаний папы.