Приключения англичанина

«А что ежели действительно вернуться на родину, быстренько так помочь баронам, заодно приискать девицу, или разведенную, или вдовушку, жениться и ускакать вдвоем в Нортумберленд навсегда? На скаку обернуться к подруге: «Там, там жилище предков моих и какое-никакое поместье!» И подруга, от подпрыгивания в седле раскрасневшаяся и запыхавшаяся, воскликнет: «Не ради поместья следую я за вами, сэр Ричард!»

В замке отдыхали и дамы, одна из коих поднялась к нему на стену и пожала плечами:

«Сколько можно глазеть на это глупое озеро?»

Ничего не ответил дурочке.

Тогда не посторонилась в коридоре, темном и узком. Ну что, ну, задрал юбку и вдул ей по самое ай-ай-ай, не обращая внимания на притворное попискивание (это сначала), сдавленный хрип и жалобные взвизги (несколько позднее). Удовлетворился и прошел в пиршественный зал, где собравшиеся обсуждали предложение шотландского короля начать четвертый по счету крестовый.

«Ваш опыт, сэр Ричард, был бы полезен шотландскому молодому королю», – сызнова начали приставать, но отмалчивался; сел за стол.

В спортивном прошлом от прекрасных дам отбою не было, посему легко ими пренебрегал ради тренировок. В Палестине же пробавлялся девками, коих по вербовке привозили из Европы на галерах, с оными тем паче не церемонился.

Но еще ни разу в жизни не восхитился никем до помрачения очей, до трепетания всех членов, не только одного. Но и когда же было восхищаться? Жизнь прожил исполненную мужества: сызмлада ристалища и битвы, а пиршества преимущественно в полевых условиях, с привлечением разве что тех, привозных, восхищаться коими – себя бесчестить.

Короче, в нынешнем зрелом возрасте презирал баб – все волочайки.

Покончив с гусем, вдруг заметил, что собравшиеся притихли. Поднял голову. Оказывается, в замок прибыл трубадур и за дальним краем стола уже настраивает инструмент.

Ну и кто же это у нас такой бледный, со взором исподтишка горящим, в зеленой куртке и желтых штанцах в обтяжку?

Присмотрелся и – признал соотечественника. Только пятнадцать лет тому не был сей трубадуром, – на лондонских ристалищах оглашал имена участников, комментировал удачные удары. Скорее всего, сей и привез известие о намерениях шотландского короля.

Имени бывшего герольдишки не помнил. Тут в зал взошла давешняя. Села рядом как ни в чем не бывало. Наглая! Отмахнулся от услуг валета, сам взялся за горлышко кувшина, налил, выпил.

Трубадур встал, завопил, сразу и выяснилось, что эпигон, подражает, и не кому-нибудь, а Бертрану де Борну. Так же надрывался, бряцая струнами что было мочи.

Сэр Ричард к творчеству трубадуров относился сдержанно. В рыцарской школе учил провансальский, юным рыцарям вменялось знание поэзии. Слушал трубадуров и на пиршествах, иные песенки звучали премило. Умел оценить метрическую изобретательность, подбор слов, мелодию. Но претила концепция куртуазной любви! Fin’ Amors! Fin’ Amors! Не верилось в духовные совершенства Прекрасных дам!

Взять хотя бы давешнюю. Просто для примера, зачем далеко ходить. Ах, ах, bella domna. Только что пищала, как драная кошка, а теперь сидит величаво и глазом не моргнет. Своего достигла! И что самое отвратное: изображая внимание песне, уж верно измышляет, как бы еще разик со знаменитым-то рыцарем…

Из всех трубадуров уважал только Бертрана де Борна. В Испании познакомился с ним лично. Нормальный мужик, образцовый рыцарь. Впечатляло, когда он сорванным голосом орал суровые свои сирвенты. Исполнив сирвент, поднимал руку, пресекая овации: «Поберегите ладони гладить по головам чад ваших». Популярность его была велика. Во всех без исключения замках юные рыцари, хлебнув для хрипоты холодного пивка, орали на пиршествах Бертрановы сирвенты.

Налил и выпил.

Меж тем бывший герольдишка не желал угомониться. Правда, хрипел уж не подражательно, а натурально, на последнем издыхании. Бряцал однако как заведенный, и, что самое удивительное, тешил собравшихся! Сэр Ричард прислушался.

Э, воспевалась некая, несть же им числа, уж такая вся и прекрасная, и премудрая. Но воспевалась неумело: низким слогом и нимало не мелодично.

Дивился невзыскательности публики – рычала одобрительно. И это рыцари, видавшие виды!. Когда Малютка Эд под стенами Акры кончался на руках сэра Ричарда, тоже ведь лепетал вирши о Прекрасной Даме, не собственного, правда, сочинения и концептуально небесспорные, но толь виртуозные по отделке, что поневоле помыслилось: «Вот с такими виршами на устах и умереть не зазорно.» Се критериум. Бедный Малютка Эд.

Давешняя то и дело косила сияющим глазом, призывая восторгаться. Сие как раз понятно. В первую голову ради внимания дам и заливаются трубадуры, возвеличивая ихние достоинства.

Тут пустозвон взял заключительный аккорд, поклонился. Публика рукоплескала.

«Не понимаю, что нашли в оном кифареде, – пробормотал, на беду слишком громко: –Стишата сырые, аккомпанемент примитивный...»