Приключения англичанина

Пасмурным утром за час до отплытия пригнали на причал сто старцев из Гриничской Госпитали. Все, как на подбор, седовласые, через одного ревматики или почечники, астматики или печеночники, старцы воздымали трости и костыли, требуя медицинского освидетельствования, каковое несомненно подтвердило бы ихнюю непригодность к морской службе, а когда стали их сталкивать в шлюпки, плаксивыми голосами утешали друг друга, что на кораблях, мол, по крайней мере выпивка дармовая. Юный мидшипмен Перегрин впервые уходил в плавание, поэтому проволочки адмиралтейских чиновников принимал как должное, а вот от стенания старцев его мороз подирал по коже.

Обернулся, будучи привлечен шумом на шканцах, и увидел, что капитан фрегата Эдвард Еллоу падает, сраженный обмороком. Вероятно, представил себе опытнейший Еллоу, сколь хлопотно будет ему работать с этакими инвалидными подразделеньями – в миг сделалось у него загустение крови, отчего и распростерся на палубных досках.

Перегрин приказал перенести капитана в капитанскую каюту, а сам заметался, разыскивая старшего или младшего помощников. Ни того, ни другого на корабле не обнаружил.

«Впоследствии узнал я от младшего, что накануне две опытные шпионки испанские подстерегли их у выхода из порта и соблазнили обещаниями известных услуг. За ужином натрусили из-под руки в доверчивые бокалы возбуждающего порошку. Моряки, не находя в себе силы от обольстительных отвлечься, помнили, однако, что давали подписку о неразглашении военной тайны, и на все вопросы отвечали уклончиво. Когда же порошок перестал действовать, схватились за шляпы. Нет, сначала, конечно, за головы. Не надеясь уже застать эскадру на рейде и страшась трибунала, добрели до некой припортовой таверны, хозяин коей, как было известно старшему, помогал желающим перебраться на Ямайку, тогдашний оплот международного пиратства...»

Старцы, поднявшись на борт, выражали сомнения относительно остойчивости судна, критиковали парусное его вооружение, а заглянув в кубрик, разнылись, что и темно там, и сыро, и повернуться негде. Поручил боцману напоить их ромом и сложить на баке, дабы не путались под ногами. С флагманского фрегата наконец-то подали сигнал поднимать якоря, но тут на причал выбежали еще двести морских пехотинцев, на сей раз юноши-призывники из глухих деревень, море даже издали не видавшие, зато громадные, краснощекие, голубоглазые. Размахивали мушкетиками, стрелять из коих, впрочем, еще не были обучены. Полдня распределялись по кораблям сии полевые цветы британского мужества.

Только разобрались с юношами, как с тендера «Селена» послышалось громыхание, и тотчас оный объялся пламенем, содрогнулся и затонул на глазах у экипажей других плавединиц эскадры и провожающих жен, детей, братьев, сестер, матерей, отцов и прочих близких и дальних родственников. Пылающие обломки рангоута низвергались с небес и, шипя, утопали в Темзе. Перегрин содрогался, не быв прежде свидетелем какого бы то ни было кораблекрушения.

«Отплытие отложили. Явились представители королевских спецслужб, начали расследование. Сперва заподозрили испанскую диверсию, но вскоре вскрылась истинная причина, незамысловатая и тем паче печальная: поскольку матрозам уже неделю как было запрещено сходить на берег, около кораблей денно и нощно крутились лодки виноторговцев. Привозили оные также и прелюбодеиц, коим по обычаю того времени дозволялось восходить на борт. Сколь ни препятствовали боцманы и офицеры, пианство, разврат и, главное, куренье табаку распространились по всем кораблям. И вот на «Селене» некий небрежный матрозик раскурил трубочку без крышечки недалече от крют-камеры, искра и залетела в бочку с порохом. Порох был, не забудем, отменного качества. Взрыв воспоследовал немедленно. Среди выловленных живых и мертвых насчитали столько же женщин, сколько и мущин...»

«...я велел боцману запереть юношей в кубрике и рому не давать ни капли. Также распорядился обшарить фрегат снизу доверху, дабы выявить присутствие лиц противуположного пола. Выявили с десяток не протрезвевших, с всклоченными волосами и помятым платьем. Одна прикорнула под пушкою, другая в трюме, третья, напротив, забралась на грот-марс, спасаясь, быть может, от чрезмерных домогательств. Погрузили их в шлюбку и отправили на берег.

Между тем капитан Эдвард Еллоу продолжал лежать в полубесчувствии. Судовой врач диагностировал сотрясение мозга.