Приключения англичанина

После работы, однако, шагал одиноко.

Глянул на солнышко красное в розовых небесах.

Дрожь пробежала как мышь по серому пиджаку.

Руки раскинул. Зажмурился. Топнул ботинком

И – воспарил, и пропал в преломлениях ветра!

Что же, прощай, наш Вавила! Но вышло, что – нет, до свиданья.

Небо наутро затмилось лиловыми тучами.

Ветры с залива (с моря!) гнали за валом вал.

Вздулась и забурлила Малая Невка –

Тесно стало ей в назначенном русле.

С каждой минутой все больше воды прибывало.

Мы, в надежде посачковать за счет предприятия,

Глядя из окон цеха, реку молили,

Чтобы хоть на денек завод затопила.

Но попритихли, когда вышел на берег парторг.

Руки скрестил на груди. Ноги расставил.

Взор негодующий вонзился в поверхность реки

И завертелся, послушный энергии мозга!

Так стоял, как станок, взором стихию сверля.

Понял, в чем дело, рупором длани устроил

И возопил: «Эй, Вавила, опомнись, Вавила!»

И отступила, смутилась Малая Невка.

И, приседая, попятилась в сторону устья.

Тоже и мы, присмирев, разошлись по рабочим местам.

Лишь через неделю на завод явился Вавила.

Бледный, руки дрожат, изо рта перегар.

Спрашивали его: «Где ж ты был?» Не отвечал.

Да и не помнил.

Молчание за нашим столиком сохранялось минут пять, прежде чем расточник Шумилин выдохнул:

– Эх, еб твою мать. Находятся же люди, сочиняют… Я вот тоже с одним поэтом был знаком…– Он с вызовом посмотрел на присутствующих. – Не верите? Я тогда на Металлическом работал. У дружка моего, Антохи, отмечали день рожденья…

Но его уже никто не слушал, пора было делать ноги, не ровен час и впрямь могли заявиться менты. Мы поднялись с нагретых задницами мест и, не очень твердо держась на ногах, вытолкали друг друга на улицу.

А потом я ехал в одном с Шумилиным трамвае, и он приставал ко мне с разговорами, в частности, все пытался расказать, как на дне рожденья дружка своего Антохи познакомился с настоящим поэтом.

– Ну и что такого? – снисходительно спрашивал я. – Может, я тоже стихи пишу.

– Дело не в том, что стихи. Он же был англичанин, вернее, этот… как его… шотландец. А жил с нашей русской бабой. Шебутной такой. Когда напился, песни пел ихние…

– Извини, моя остановка, – сказал я и стал пробираться к выходу, как-то сразу забыв о Шумилине, потому что больше всего был озабочен тем, чтобы не дышать на граждан и не наступить никому на ногу.

*   *   *

М-да, бездарно, по большому-то счету, сложилась жизнь сэра Александра. Зато младший его брат отличился в плавании эскадры коммодора Энсона. Надеюсь, читатель по достоинству оценит составленный Перегрином отчет об этом вояже – под пиратскими флагами, выполняя правительственное задание, грабили в Тихом океане испанские транспорты. Текст я из соображений занимательности несколько сократил и подверг литературной обработке.

«... а уж когда все мужи государственные уверились, что войны с Испанией не избегнуть, постановили перехватывать заблаговременно суда будущего неприятеля, идущие с грузом серебра и золота, для каковой цели и была отряжена эскадра под водительством лорда Энсона.

Шесть кораблей получил в распоряжение коммодор Энсон и загрузил их достаточными на первое (весьма длительное) время припасами провианта, и ежели бы раздолбаи адмиралтейские отнеслись к своим обязанностям столь же рачительно...»

Апологию распорядительской деятельности коммодора уснащает Перегрин подробнейшими примечаниями, касающимися количества и качества муки, солонины, сыра и пороха, каковые опускаю, привожу только численность людей и пушек, задействованных в повествовании, да еще имена капитанов кораблей из уважения к их памяти, ибо в плавании этом почти все они геройски погибли:

Итак:

1.   флагманский шестидесятипушечный фрегат «Центурион». - четыреста человек на борту (здесь и далее учитываются, помимо команды, подразделения морской пехоты);

2.   пятидесятипушечный фрегат «Глостер», - триста человек на борту; капитан сэр Ричард Норрис;

3.   пятидесятипушечный фрегат «Северн», - триста человек на борту; капитан Эдвард Еллоу; именно на этом корабле служил мой предок Перегрин;

4.   сорокапушечный бриг «Перл», - двести пятьдесят человек на борту; капитан Мэтью Марчелл;

5.   двадцативосьмипушечный шлюп «Алая роза», - сто шестьдесят человек на борту; капитан Денди Кид;

6.   восьмипушечный тендер «Селена», - сто человек на борту; капитан Джон Мюррэй.

«Сведущие в морском разбойничестве, – продолжает Перегрин, – не могут не признать высочайший профессионализм и компетентность коммодора, проявленные им на подготовительном этапе экспедиции, тогда как Адмиралтейство крайне безалаберно отнеслось к обеспечению эскадры подразделеньями пехоты, и хотя по документам значилась затребованная цифра, на деле же не хватало трехсот человек!..»

Коммодор, однако, принял решение выходить в море, не дожидаясь, покуда укомплектуют личные составы его кораблей (начинали портиться съестные припасы). К тому же и шпионы испанские в припортовых тавернах усиленно поили матросов, выпытывая, куда это вы, парни, в какие то бишь края, и зачем собственно?..