Я возразил в том смысле, что собеседник мой чрезмерно снисходителен к себе, но способен ли прощать врагам своим в соответствии с заповедью Господа нашего Иисуса Христа?
«Ближе Фрэнка не было у меня друга, – ответствовал младший. – Вместе плавали мы на «Решительном», потом на «Сокрушительном», и неизменно он, будучи старшим по возрасту и званию, оказывал мне помощь словом и делом. И вот прибыли мы на Ямайку и в тот же вечер пошли в таверну, а там сидели трое русских... Спознались, они нам поставили, мы – им. И, представь, русские завели разговор о поэзии. Помню, один из них все выхвалял стихи какого-то Медведева или, может, Волкова, не то Собакина. Мне сделалось скучно, да и не верилось, что у русских могут быть добрые пииты. А потом чувствую, что хмелею. Извинился и вышел подышать вечерним, относительно прохладным воздухом. Постоял, держась за пальму, справил малую нужду, возвращаюсь – Фрэнк на полу с ножом в спине, а любителей поэзии и след простыл. И так сноровисто все сделали, прохвосты, что и хозяин таверны не заметил. Я его спрашиваю: может, ссорились они с товарищем моим или, может, это он спьяну задирался? Хозяин таверны отвечает, мол, действительно те трое и товарищ твой спорили о каких-то про... про...содиях, но рукам воли никто не давал и как товарища твоего ухайдокали – проморгал, говорит, я этот момент. И вот не укладывается у меня в голове, как могла дискуссия о преимуществах той или иной просодии привести к смертоубийству. Ясно, что просодии тут ни при чем, просто кто-то из этой троицы не успел перебрасопить реи – ну и понесло его ураганом... Стало быть, и не виноватый он, понимаешь? Вот тебе мой ответ на твой вопрос: не держу я зла на убийцу моего друга, хотя, разумеется, пристрелю его, ежели встречу».
Ночь напролет продолжалась наша беседа, но каждый остался при своем. Утром спустились мы в капитанскую каюту. Зрелищем при жизни усохшего младший был растроган до слез, вскричал: «Вот щастливейший из смертных! Все страсти, должно быть, в нем уже умерли!» Безвозмездно снабдил нас провиантом и ни словом более не обмолвился о враче, которого я вкупе с его инструментами и аптекарским припасом все же спрятал в трюме от греха подальше.
На прощание отсалютовали друг другу наши корабли пушечными выстрелами и разошлись в разные стороны.
Едва расстались мы с морскими разбойниками, как появился на горизонте испанский галеон. Погнались за оным, подняв паруса до последнего квадратного дюйма. Испанцы убрали фок и легли в дрейф под брамселями. Людей на фрегате оставалось всего ничего, посему я постарался как можно целесообразнее распределить между ними обязанности, готовясь к бою, быть может, роковому для нас. Натянули сетки над верхним деком, дабы обломки рангоута при бомбардираде не причинили увечий. Проверили насосы для разбрызгивания уксуса. Галеон, поворотясь правым бортом, произвел залп и сызнова повернулся кормой, чтобы перезарядить пушки. Мы покуда не отвечали, экономя заряды. Испанец сызнова выпалил – одно ядро с шипением бухнулось в воду в нескольких ярдах от фрегата и насмерть зашибло аккулу. Лучших стрелков послал я на мачты, прочих поделил на группы, коим наказал двигаться по кругу и вести непрерывный огонь по неприятелю – от младшего помощника мне уж было известно, что испанцы имеют обыкновение ложиться на палубу и ждать, когда противник закончит обстрел, и лишь после встают и палят ответно.
Внезапно налетел шквалистый ветер с дождем, галеон скрылся за толстой, как бы стеклянной стеною воды, но мы неотменно продолжали преследование.
К вечеру дождь прекратился, и мы увидели, что испанцы выбрасывают за борт скот, скарб, каких-то женщин, желая таким способом облегчить ход судну. Наш самый меткий юноша, пристрелявшись, уложил ихнего капитана и сим предрешил исход сражения. Подошли к галеону вплотную, зацепились крючьями и полезли на абордаж. Испанцы не оказывали нам сопротивления...
Неугомонные марсовые проникли в винный трюм, где отпраздновали победу. И преотлично ведь знали, что за стенкою расположена крют-камера! Взбешенный, приказал протянуть всех троих под килем.
Движемся к югу. Взяли на абордаж еще один галеон.
Движемся к югу. Взяли на абордаж еще один галеон.
Движемся к югу. Взяли на абордаж еще один галеон, но весь его груз (серебряные слитки) пришлось затопить - наши трюмы уже забиты по ахтер-люки. Пора возвращаться на родину, благо установились ведреные дни.
Мчимся домой на всех парусах, не щадя оных. Сломали за месяц три бом-утлегаря, два блинда-рея и четыре лисель-шпирта.
Приводим фрегат в образцовый порядок: обтянули втугую и просмолили стоячий такелаж, выскоблили корпус до самой воды, покрасили все от клотиков до ватер-вейсов. Реи теперь у нас черные, марсы и топы мачт – белые, ютовые поручни – черные, белые и желтые, фальш-борт – зеленый, планшир – белый. Якоря, рым-болты и прочие оковки зачернены угольною смолою. Медь на штурвале и шпиле, а также медный колокол надраены - больно глазам.