Приключения Барона Мюнхгаузена

На другой день я осматривал достопримечательности города. Долго я стоял перед превосходными статуями, одна из которых, как мне показалось, на несколько мгновений ожила и кивнула мне. Я познакомился также с известным Горгони[189], превосходным скульптором. Он был так добр, что преподнес мне в дар некоторые из своих шедевров, которые по моей просьбе послал по почте в Боденвердер, причем почтовый сбор от Венеции до Боденвердера составил 301 рейхсталер 24 гроша 4 пфеннига. Каждый может увидеть их при входе в мой Bosquet, и кое-кто так удивлялся, что замирал, окаменев, на четверть часа. Чтобы заработать денег, а в Венеции даже булыжник дорог, я позаимствовал детский барабан и ходил с ним вверх по одной улице, а по другой — вниз, за мной шла такая толпа детей и черни, что наконец улицы были забиты так сильно и толпа так напирала, что на одной стороне обрушились 9 домов и придавили 1000 человек. В сопровождении благозвучнейших французских курбетов и громкими криками объявил о своем первом воздушном путешествии. На другой день собралось так много народу, что и описать нельзя. Чтобы вы, господа, имели некоторое представление об этом, я хочу сказать вам вкратце: вся Венеция была здесь, от дожа до беднейшего нищего мальчишки. Я получил кучу денег, но был уверен, что подвергнусь преследованиям, зависти и смерти, которой я, скорее всего, не смог бы избежать. Они вовсе не могли понять, как получается, что страус впридачу ко всему может летать вниз головой, а наездник умудряется сидеть тоже вверх ногами. Именно это более всего хотели видеть в своем городе жители Венеции.

Но наконец они устали от этого. Сколько бы французских тирад я не произносил, все было напрасно. И когда я в 24-й раз отбарабанил о своем воздушном путешествии, у меня уже не было свиты, а когда я пожелал его начать, то у меня не было уже ни одного зрителя. Да, кое-кто уже помышлял о том, как бы отнять у меня большие деньги, а затем избавиться и от меня.

Однажды у господина Горгони я встретил математика, который всегда витал в атмосфере расчетов. Он был таким ученым, что смог, не сходя с места, моментально сообщить мне о точнейших расстояниях до всех планет и звезд. Я с ним познакомился. А так как я давно вынашивал проект путешествия на Юпитер, то и узнал все, что мне следовало знать.

Я приказал построить для себя маленький кораблик из китового уса, взнуздал своего страуса, запряг его, все проверил, и мне пришла в голову совершенно необычная мысль проехать на кораблике по воздуху. Паруса на моем кораблике были из кожи угря. Я заказал кузнечные мехи, при помощи которых я мог бы дуть в воздухе в ту сторону, куда бы захотел, — и чтобы можно было заменять ими страуса, если он устанет. Я попробовал, и попытка удалась. Мой лакей, которого я здесь себе взял, должен был раздувать мехи, и в зависимости от того, куда я поворачивал руль, корабль двигался в соответствующем направлении. Я был весьма рад такому открытию, над которым люди еще долго будут ломать головы.

Я сделал это открытие совершенно случайно. Однажды мы были в Средиземном море, и продолжительное время был штиль. Корабль никак не сдвигался с места. Я взял мехи корабельного кузнеца, закрепил их в углу, подул в паруса, и мы значительно быстрее, чем при помощи ветра, сдвинулись с этого места.

Обнародованием этого полезного открытия Мюнхгаузен мог бы создать себе бессмертную славу, заработать большие деньги, — однако он слишком бескорыстен и жертвует всем на благо мира, даже своими знаниями. Мюнхгаузен никогда не желает блистать, даже если его неправильно поймут.

Итак, под самые громкие радостные людские крики я отплыл из Венеции. После нескольких дней пути я заметил, что страус выбился из сил, а наши желудки уже начали сжиматься. К счастью, мне в голову пришла хорошая мысль. Порывшись во всех своих карманах (весь провиант мы уже начисто съели), я нашел там кусок египетского миндаля[190]. Я разделил его на троих (на страуса, слугу и себя), и нам сразу стало легче. На некоторое время я распряг страуса и дал работу мехам. Между тем наши дела со страусом шли лучше, он больше стремился в высоту, а мехи — в сторону.