Приключения Барона Мюнхгаузена

Мюнхгаузен и Шельмуфский (последний под другой фамилией) существовали в жизни. Но выделение барона из общей массы возможных героев отнюдь не случайно. Прототип Шельмуфского не был известен за пределами узкого региона. Мюнхгаузен же еще до появления книги о его удивительных приключениях пользовался широкой известностью в германских землях как бывалый человек и великолепный рассказчик. Появление образа дворянина-враля обусловлено и новыми социальными задачами, вставшими перед немецкими литераторами. В это время эпоха Просвещения в Германии уже приближалась к своему завершению, и «устремления немецких писателей сосредоточились на сокрушении устоев феодального общества... Поэтому хвастуном выступает теперь дворянин, и насмешка над его преувеличенным самомнением и тщеславием становится едкой»[314]

.

Неукротимое стремление к подвигам, непобедимость представляются чертами, роднящими барона с рыцарями ранних литературных эпох. Проходя или проезжая по различным местностям, странам и государствам, барон везде находит друзей и покровителей, которым он оказывает услуги, не заботясь, по его словам, ни о каком вознаграждении. Бескорыстность барона-рыцаря (рыцаря без дамы!) резко контрастирует с погоней за властью, деньгами, чинами, наградами, славой, которая, как можно сделать вывод из его рассказов, характерна для большинства окружающих людей. Мюнхгаузен превращается в пародийный образ, каким является дон Кихот. Герой Сервантеса путешествует в реальном мире, который он наделяет чертами, почерпнутыми из рыцарских романов. Он отправляется бороться со злом за справедливость и счастье человека. Барон Мюнхгаузен не может ответить на вопрос, что же заставляет его начать путешествовать; правда, однажды он утверждает, что путешествия с раннего детства были его единственной мечтой[315]

.

Герой рыцарского романа боролся и побеждал в реальном для него мире. Дон Кихот вступил в жизнь, существовавшую на самом деле. Барон Мюнхгаузен повествует о том, что якобы произошло с ним. Все его рассказы подкрепляются только постоянными уверениями в правдивости и достоверности происходящего. Даже появление спутника барона в седьмом морском приключении, служащее объективизации выдумок барона, направлено на уточнение, сатирическое «доказательство» правдоподобия событий из жизни барона.

Шванки, входящие в рассказы барона Мюнхгаузена, существенно отличаются от прозаических шванков, характерных для немецкой литературы. Если анекдоты Бебеля, Кирххоффа и прочих отделены друг от друга заглавиями и представляют собой замкнутое повествование, которое имеет обязательное морализаторское заключение или предложение, то для рассказов барона характерна непрерывность повествования. Мюнхгаузен рассуждает по ходу разговора, его отступления подтверждают ту или иную мысль. Они имеют подчас нравоучительный характер, но свободны от дидактики ранних немецких шванков. Поучительность здесь завуалирована. В своих рассказах Мюнхгаузен призывает слушателей понять, как необходимо бывает умение правильно выйти из затруднительного положения.

Для обоснования некоторых мыслей или доказательств правдивости барона поток повествования прерывается вопросами слушателей. Они принимают активное участие в создании рассказов, принуждая барона приводить дополнительные доказательства возможности происшедшего. Задавая Мюнхгаузену вопрос, слушатель как бы создает конфликтную ситуацию, выход из которой ведет к новому повороту мысли, к созданию нового шванка или к попытке теоретического обоснования Мюнхгаузеном необходимости искать и находить выход из любого создавшегося положения. В этом случае он использует все возможности, главная из которых заключается в предугадывании возможных вариантов решения задачи, а они, как окажется в дальнейшем, были единственно возможными. Мюнхгаузен сам старается доказать присутствующим, что его умение фантазировать, то есть моделировать возможное и невозможное, представляет собой крайне важное средство для достижения определенной цели.

В книге о бароне Мюнхгаузене имеет определенные особенности и развитие времени. Оно движется как бы в двух планах. Первый план — время рассказчика, второй пронизывает рассказываемые события. Оба эти плана связаны неразрывно, причем второй план совершенно немыслим без первого. Их соотнесенность создает иллюзию присутствия, соучастия слушателей-читателей. Время первого, «присутствующего» плана развивается в комнатах Мюнхгаузена. Оно ограничено и не выходит за эти рамки. Вся книга сохраняет этот «осовремененный» план, представляющий собой рамку для другого, более глубокого. Второй план, в котором происходят события, рассказанные бароном, имеет сложную структуру. Время не течет своим естественным путем из прошлого через настоящее в будущее. Оно совершает скачки. Эта прерывистость течения времени всецело зависит от рассказчика. Время второго плана распадается на части, которые охватывают самые различные этапы жизни Мюнхгаузена. «Раздробленность» времени связана и с тем, что барон как бы делится личным опытом со своими слушателями.