Приключения Барона Мюнхгаузена

В 1936 г. А. Горнфельд написал рецензию на очередное издание пересказа «Приключений» К. И. Чуковским[367]. Автор по традиции рассказывает биографию подлинного барона Мюнхгаузена, а затем делает попытку понять цели Бюргера и Распе. Он указывает, что задачи обоих писателей не вполне совпадают. Для англичан была вполне уместна пародия на экзотические путешествия и рассказы о заморских странах. Бюргер же имел в виду прежде всего «легкую забаву, обновляющую человеческую природу» (Горнфельд). В результате место слушателей барона — взрослых людей заняли дети и подростки. Над фантазиями Мюнхгаузена можно только смеяться, считает автор статьи, и волна насмешки над краснобайством захватывает детей. Здесь концепция Горнфельда становится неубедительной. Детям не свойственно издеваться над необычайным. Они как раз готовы поверить в фантастическое, чем и обусловлено влияние выдумок и сказок. Дело, видимо, в другом. Не насмешка над Мюнхгаузеном приковывает к его приключениям внимание детей, а именно игра фантазии, безудержный полет мысли, а затем и умение находить выход из любого положения, его находчивость, необычайная ловкость и сила. Эти его качества пленяют детей. С другой стороны, барон Мюнхгаузен превращается по воле авторов книги в обличителя социального зла, что справедливо. Проявление издевки над сильными мира сего содержится в «Удивительных приключениях барона Мюнхгаузена» (с давлением феодального мира пришлось столкнуться как Распе, так и Бюргеру).

В послевоенные годы наиболее интересной работой является предисловие А. В. Амстердама[368], который первым в сжатой форме выразил значение книги: «Эта книга является выдающимся памятником мировой сатирической литературы. Она вдохновлена передовыми демократическими идеями своего времени, в ней нашли воплощение лучшие национальные традиции немецкого народа»[369]

.

Распе воспринимал свою книгу как пародию на лживые выдумки хвастунов. Это было первым замыслом «Приключений», как полагает Амстердам. Заслугу Бюргера автор предисловия видит в изменении не только объема произведения, но и его замысла. «Под пером писателя-демократа рассказы Мюнхгаузена приобрели характер подлинно народной сатиры на немецкое юнкерство, на князей и служителей церкви»[370]. Эта демократическая сторона произведения Бюргера неотрывно связана с идеей народности и популярности, демократизма и общедоступности литературного продукта. Исследователь прав, показывая, что Бюргер был одним из немногих писателей 70—90-х годов XVIII в., «кто в своих произведениях выразил революционные настроения народа, непримиримо враждебное отношение крестьян к своим угнетателям-дворянам»

[371]. Исследователь, как мы видим, первым попытался рассмотреть идеи книги в общем контексте творчества немецкого поэта-демократа. Для литературно-эстетических взглядов Бюргера характерны попытки наиболее полного приближения профессионального творчества к жизни простого народа. Его желание писать так, чтобы быть понятным как в высших, так и в низших слоях общества, нашло свое воплощение в «Удивительных приключениях барона Мюнхгаузена», которые читались всеми.

Наряду с этим «Приключения» следует рассматривать также и в плане богатых традиций сатирической и комической литературы Германии. Здесь А. В. Амстердам указывает на некоторые источники, из которых был почерпнут ряд рассказов барона («Фацетии» Бебеля, «Рыцарь-Зяблик», «Шельмуфский» Рейтера); при этом подчеркивается, что в немецком фольклоре тема «лжи» освещается по-разному. В некоторых рассказах о лжецах герой — не обманщик, скрывающий правду в личных целях, а выдумщик, забавляющий слушателей[372]

. К ним можно отнести Мюнхгаузена.

Для народного рассказа о лжецах характерной является сатирическая фантастика, обличающая различные неприглядные события. Для «Мюнхгаузена» специфична смесь реально достоверных фактов с самыми невероятными выдумками, как справедливо замечает литературовед[373]. Ложь в произведении Бюргера подвергается осмеянию, ее задача — помочь разоблачению отрицательных явлений немецкой жизни[374]. Но это одна из сторон. Сложность же книги о бароне заключается в том, что она многопланова. Ложь в ней служит, с одной стороны, разоблачению беспочвенного фантазерства, а с другой — способствует в то же время развитию умения фантазировать.