Загорский от такой речи только крякнул. Обменявшись взглядами с Ганцзалином, он подчеркнуто равнодушно пожал плечами. Если мисс Китс так хочется, она вполне может ехать с ними. Вот только он за нее не несет никакой ответственности, и все трудности ей придется одолевать самой.
Мэри заявила, что такие условия ее вполне устраивают. Однако, на ее взгляд, следовало бы пришпорить лошадей – никто не знает, сколько времени понадобится харачинам, чтобы разделаться с дезертирами-каппелевцами.
– Плохо, что мы еще не в Монголии, – внезапно заметил Загорский.
– Почему? – удивилась журналистка.
– Там все еще действует система почтовых станций-уртóнов. Мы могли бы менять на них лошадей и двигаться почти без остановок. Тогда у нас были бы некоторые шансы, а так… Остается только надеяться, что русские офицеры окажут харачинам достойное сопротивление. Или хотя бы такое, которое позволит нам уйти достаточно далеко.
Нестор Васильевич напрасно опасался, что британка станет им обузой. Мисс Китс оказалась прекрасной наездницей. За день они легко делали около двухсот верст, на ночь устраивались в охотничьих домиках, и уже на пятый день путешествия пересекли границу Монголии.
– Монголы – прекрасный, гостеприимный и добрый народ, и совершенно не склонный к насилию, – сказал Загорский своим спутникам. – Возможно, они не смогут защитить нас от харачинов, но, во всяком случае, не выдадут путников на верную смерть.
– Ханьцев вы тоже считаете прекрасным и добрым народом, – сварливо заметил Ганцзалин.
– Да, и так оно и есть на самом деле, – кивнул Нестор Васильевич.
Помощник его на это ничего не сказал, только пришпорил свою лошадку.
Так или иначе, Загорский, похоже, оказался прав: оказавшись в монгольских степях, они и в самом деле почувствовали себя спокойнее.
На первом же уртоне, то есть почтовой станции, их окружили монголы, с большим интересом глядевшие на русоволосую британку, а бегавшие тут же монгольские дети пытались даже потрогать барышню руками. Нестор Васильевич тоже не остался без внимания, необычайный интерес вызвало его обмундирование пехотного офицера, которым он обзавелся еще по дороге в Читу.
– Они что, русских военных не видели? – удивился Ганцзалин.
– Кавалеристов видели наверняка, а насчет пехотинцев не уверен, – отвечал Нестор Васильевич.
Окружившие их монголы в своих широких синих, желтых и красных балахонах и конусообразных шляпах разительно отличались по виду и по манере от родственных им российских бурят. Некоторые были бриты наголо, некоторые буйно обросли, смешливые юные монголки носили длинные черные косы и улыбались весело и свободно.
Однако оживление путников быстро сменилось тревогой, когда они разглядели монгольские юрты, стоявшие в некотором отдалении от уртона. На двух из них развевались разноцветные флажки, еще перед одной юртой торчал кол, на котором висела шапка. Рядом с юртами не видно было ни людей, ни скота, только большие бродячие собаки несколько оживляли этот оцепенелый пейзаж.
– Мы не будем менять здесь коней, – решительно сказал Загорский.
Мэри поглядела на него непонимающе.
– Видите эти флажки на юртах? – продолжал Нестор Васильевич. – Это значит, что внутри – заразный больной. Болезнь может быть любая – проказа, черная оспа, чума. А вот там перед юртой – кол с надетой шапкой. Это означает, что хозяин юрты умер. Вероятно, как раз от этой самой болезни.
– Но что тут делают эти больные? – удивилась Мэри.
– Скорее всего, здесь поблизости есть какой-нибудь шаман или лама, способный, по мнению монголов, лечить смертельные болезни. Но если речь идет о чуме, единственный способ с ней бороться – это полная изоляция больных. Увы, ничего другого пока не придумано. Правда, русский ученый Владимир Хавкин еще в начале века создал противочумную вакцину. Однако ее эффективность, кажется, невелика, да и откуда здесь взяться русской вакцине? Впрочем, китайцы и индийцы знают универсальный способ борьбы с заразными болезнями.
– И это действенный способ? – заинтересовались Мэри.
– Весьма, – отвечал Загорский. – Они укрепляют сопротивляемость организма самым разным заболеваниям.
– Почему же этими способами не пользуется человечество?
– Потому что не хочет.
Тут он объяснил свою позицию более пространно. Люди, по мнению Нестора Васильевича, делают только то, что хотят делать, но пальцем о палец не ударят, чтобы сделать то, что делать надо. Русский поэт Пушкин написал когда-то: «мы ленивы и нелюбопытны», имея в виду жителей России. Однако это определение можно отнести к любому почти народу, да еще и усилить его. Он, Загорский, сказал бы так: «Люди смертельно ленивы и убийственно нелюбопытны». И потому ничем иным, кроме как милосердием Божиим, нельзя объяснить тот факт, что земля еще не опустела окончательно.
– А меня вы научите этим таинственным способам? – кокетливо спросила Мэри.
– Может быть, – отвечал Загорский не совсем уверенно.