Приключения бодхисаттвы

Оставив гостей наедине с секретарем, Джалхандза́-хутухта удалился. Прошло еще минут пять, которые они провели в полном молчании. Гудение за дверью, ведущей в молельную, стихло – и секретарь тут же повалился ниц и уперся лбом в пол.

Дверь молельной отворилась. Глазам присутствующих явился Живой Будда, восьмой Богдо-гэгэн Нгава́нг Лобса́нг Чо́кьи Ньи́ма Тензи́н Вангчу́г, он же Джебдзу́н-Да́мба-хуту́хта, он же хан Внешней Монголии. Это оказался средних лет тучный человек с бритым одутловатым лицом. Одет он был в монгольский халат из желтого шелка с черным поясом; слепые глаза его были широко раскрыты и, казалось, беспрестанно ощупывали стоявшую перед ним пустоту.

– Кто здесь? – спросил он глуховатым голосом почему-то по-английски.

Секретарь отвечал ему на монгольском, что явился барон Унгерн, которого сопровождает его соплеменник господин Дэ Шань. Богдо-гэгэн оживился, услышав китайское прозвище Загорского.

– Дэ Шань? – сказал он. – Это тот самый Дэ Шань, который…

– Да, ваше преосвященство, – перебил его барон. – Тот самый – и в этом не может быть никаких сомнений.

Живой будда велел секретарю выйти из кабинета, и они остались втроем – хозяин дома и два гостя.

– Так-так, – сказал Богдо-гэгэн по-английски, опускаясь в кресло, – так-так… Что же привело ко мне двух столь великих людей, как мой друг барон и Дэ Шань?

Нестор Васильевич в двух словах объяснил ему свою миссию.

– Так вы полагаете, что камень у меня? – искренне удивился Богдо-хан.

– Мы в этом уверены, – за Загорского отвечал Унгерн, поймавший хмурый взгляд Нестора Васильевича, который ясно говорил: ну, вот и начались сложности. – Нам об этом сказали ламы, которые вам его доставили.

– Ламы сказали, вот оно что, – покачал головой хитрый слепец. – Ну, с ламами, ясное дело, не поспоришь, даже я, великий гэгэн, следую их указаниям[20]. Так вы говорите, что за пределами Пекина «Слеза Будды» не укрепляет государство, а разрушает его?

– Именно так, – отвечал Нестор Васильевич.

– Почему же тогда барону удалось взять Ургу?

– Потому что в этих обстоятельствах камень действует всегда на бóльшую силу. В этом противостоянии китайцы были бóльшей силой – и сила эта была разрушена, а барон с тысячей сабель сумел разгромить китайцев и взять город. Первый удар алмаз нанес по китайцам, но если его оставить в Урге, он сокрушит только что восстановленную. монгольскую государственность.

Богдо-хан кивал головой: да, да, это будет печально, очень печально… Потом, глядя слепыми очами куда вбок, спросил у Загорского, будет ли Далай-лама настаивать на том, чтобы он, великий хан Халхи, вернул бы этот камень китайцам? Ведь если вернуть его китайцам, они укрепят свою государственность.

Загорский отвечал, что лучше иметь дело с единым Китаем, чем с множеством взбесившихся генералов, каждый из которых будет вести свою политику, и политика эта будет бить по Монголии.

– В конце концов, – добавил Нестор Васильевич, – вас перед лицом Китая будет отстаивать Россия.

– Да, Россия не дала нас в обиду, – снова закивал владыка, – Россия не раз уже нас спасала. С другой стороны, что это будет за Россия? Россия ведь тоже не едина. С одной стороны, это белые генералы, с другой – наш друг барон и генерал Семёнов, с третьей – большевики. Кто возьмет верх, и как поведет себя победитель, когда дело дойдет до нас?

Нестор Васильевич отвечал, что, как он надеется, белое движение все-таки победит, но, или, во всяком случае, победит барон Унгерн со своей небольшой, но всесокрушающей Азиатской дивизией, которая теперь, после столь славных побед, наверняка пополнится тысячами добровольцев. Но даже если вопреки здравому смыслу победят большевики, они все равно будут защищать свободную Монголию, в этом нет никаких сомнений. Надо только остановить царящий в этой части света хаос. Доказательством его слов служит тот факт, что когда алмаз попал из Азии в Европу, там началась великая война. Стоило же переправить алмаз в Монголию, барону Унгерну, как европейская война остановилась, зато военные действия обострились в Азии.

– Да, да, – кивал слепец, – совершенно очевидно, что другого выхода нет и камень надо отдать. Но как же жалко, всемилостивый Будда, как жалко. Алмаз исполнен такой великой силы, я чувствую эту силу день и ночь…

Сказав это, он внезапно беспокойно заворочался в своем кресле.

– Что-то случилось? – спросил Унгерн с тревогой.

– Случилось, – забормотал светлейший гэгэн испуганно, – случилось. Я больше не чувствую его, я не чувствую камня…

Спустя пять минут Загорский с бароном ворвались в библиотеку. За ними два секретаря вели неуверенно ковылявшего владыку. Они остановились посреди огромной библиотеки, чтобы живой бог, отличавшийся тучностью, смог немного отдышаться.

– Знаете, почему завоеватели всегда разносят наших кумиров? – спросил внезапно Богдо-гэгэн. – Потому что все наши статуэтки полые, и в них часто прячутся сокровища. Но я схитрил, я спрятал алмаз не в старую статуэтку, а в новое, дешевое изображение будды Майтрейи. Это просто китайский болванчик, он должен стоять там, рядом с книгами по медицине.