Приключения «чебурашки»

Когда супруга вернулась с работы, на кухне уже не было никаких следов посиделок. Пол был подметен, посуда перемыта, мусор вынесен. Единственным напоминанием были пять бутылок в углу под раковиной. Но жена не ругалась. «Что уж, мужику и выпить нельзя? Дома пьет, культурно, не в стельку, как некоторые». И пошла варить щи.

На этой кухне «чебурашка» задержалась надолго. Хозяин дома выпивал редко, а из-за нескольких посудин стоять в очереди на сдачу стеклотары не хотелось.

Дни не отличались друг от друга. Утром первой вставала жена, кипятила воду в голубом эмалированном чайнике, варила кашу или делала омлет. Потом молча завтракал глава семьи и убывал на завод. Позже мать расталкивала спящего сына и сама отправлялась в химчистку — заполнять бланки заказов и выдавать вычищенные изделия. Вечером все сидели у телевизора, комментируя происходящее на экране. По воскресеньям уезжали на дачу — наступал сезон. Возвращались в восемь вечера.

Но как-то сыну срочно потребовался рубль на подарок ко дню рождения одноклассницы. Дома его не баловали и предложили сдать бутылки — вот тебе и рубль.

— Да ну, еще чего, — загундел тот, — подумают, что алкаш какой-то!

— Не хочешь — не надо, — по-спартански отрезала мать и ушла на работу. Делать было нечего, Виталька поплелся в магазин.

***

Повторился третий круг существования бутылки в этом мире. В моечном цехе все так же переговаривались в процессе обработки стеклотары.

— А я тебе что говорила? Стерва, она и есть стерва. А ты все — хороо-о-о-шая!

— Да кто ж знал-то! Они вон год дружили, да два она ждала его.

— Ой, неизвестно еще, ждала или нет. Может, ездили все, кому не лень. А твой-то и подобрал потом. Они ж не скажут.

— Да мой-то… Вчера пришел, говорит: мам, дай поесть. Ест, а я плачу. Голодный. Говорит — я утром в техникум пошел, а теща-то на кухне встала на пороге. Твоего, говорит, тут ничего нету, ты продукты не покупаешь. Так и пошел парень голодный!

— О! Ну а молодая-то что?

— Ну что! Она все — как мама скажет! Теща-то хочет, чтобы он на заочку перешел да работать устроился, а зачем ему сейчас переходить, год остался. А там и работа сразу будет по специальности. А теща-то его учеником слесаря хочет устроить на эту… как ее… ну, где «Жигули» ремонтируют. Там они деньжищи бешеные зарабатывают. А у тещи там землячок работает. Ну, а он-то не хочет слесарем, он же на машиниста учится. Вот они и грызут парня.

— От стервы! Вот те и купили молодым квартиру. А кого там купили, если теща-то с ними живет!

— Я уж сказала ему, сынок, пока детей-то не наделали, да брось ты ее к черту, есть у тебя дом, так и живи, и учись спокойно.

— А он?

— Да… молчит.

***

В третьем своем перерождении бутылка наполнилась минеральной водой. Ее украсили белым прямоугольником с силуэтом рыжего оленя на фоне черных сопок и такой же рыжей надписью: «КУКА». Ниже мелким шрифтом шло перечисление минеральных веществ — анионов и катионов.

Минеральная вода тоже была продуктом довольно дефицитным и в первую очередь направлялась в кафе и рестораны. В ресторан попала и наша бутылка.

Там был емкий дымный зал, одна стена которого представляла собой огромное разноцветное окно, схваченное стальными переплетами. Люди пили, ели, гомонили, курили, танцевали. Сновали официантки в черно-белом. На сцене, дергая в такт ногой, невысокий, белобрысый, в розовой рубашке исполнял: «Ли-ли-ли-ли-ли-ли-путик леденец лизал лиловый… кисло-сладкий, сладко-кислый, в общем, очень леденцовый». За его спиной работали на инструментах унылые, длинноволосые, усатые. Барабанщик все время смотрел в сторону выхода из кухни.

Бутылку поставили на стол между холодным мясом с брусникой и графинчиком. Двое враз выпили. Один забросил между рандолевых зубов ложку салата. Другой поспешно налил минералку в фужер с двумя золотыми каемочками: одна потолще, другая потоньше. Хлебнул, сморщившись, и продолжил речь, несмотря на общий гвалт, негромким голосом и все время осматриваясь.

— Ну, и скинули рыжье это гнилому бабаю. Идем возле бана — смотрим: Коля-Китаец и Свирид. Сели на бригантину — и к ним. Взяли горчиловки с жеваниной. Свирид матрешек привел. Моя тока на клык брала, спускать в мохнатку не давала. Ну, утром все по новой. Потом вот тебя встретил.

— А Боря-скрипач где?

— Нашел себе барулю и вальсует по-малому. Она-то мантулит в рабочей тошниловке и таранит оттуда шабашку. Как Ай-яй-яя застрелили, так он и сник.

— Да, кентовались они не один срок.

— Сам-то что меркуешь?

— Да подожду, пока лишога не отрастет, всего три лысака, как от хозяина. Осмотреться надо.

— Ты с кем из наших пыхтел?

— С Иконой да с Чиркашом. Они на два года раньше спрыгнули. Не встречал их?

— Икона шоферит на продбазе, а Чиркаш-то опять заковался. На тюрьме сейчас, суд скоро.

Не допитую ворами бутылку минералки после их ухода официантка отнесла на кухню.

Там грохотали посудой, скребли по тарелкам, сваливая объедки в большую алюминиевую кастрюлю. За маленьким столиком торопливо дожевывал котлету по-киевски розовый певец. Вокруг него обитала плотная шатенка — официантка. В коридорчике курили два гитариста.