Читаем Приключения четырех дервишей полностью

О повелитель! А причиной его визита было то, что, когда настало утро, падишаха известили, что малики нигде нет. Шах, стараясь сохранить случившееся в тайне, благоразумно дает приказ всем часовым, стражникам, а должностным лицам направляет послание о том, что в его владениях каждый торговец и путешественник, имеющий служанку, должен показать ее ему и без его разрешения из страны не вывозить, потому что правителю нужны несколько красивых невольниц. Которая понравится — шах купит, если же нет — вернет хозяину.

Когда это повеление дошло до начальника пристани, он, опасаясь наветов своих недругов, дал залп, сел в лодку и приплыл к торговцам.

Начальник пристани, взойдя на корабль, сел на сундук одного невзрачного, лысого мужчины, который именно в этот сундук запрятал свою невольницу.

Когда начальник пристани сказал о цели своего прибытия, торговцы показали несколько служанок, находящихся в их услужении. Слуги начальника порта повели их к лодке. А тот лысый человек в это время стоял как раз напротив начальника. Последний шутя сказал ему:

— Хозяин, а где твоя служанка? Трус ответил:

— Господин, клянусь вашей бесценной головой, не я один спрятал невольницу. Большинство моих друзей попрятали служанок своих в сундуки.

Начальник порта осмотрел все сундуки, извлек всех служанок из них и усадил в лодку. Затем он собрал с торговцев двести туманов для оплаты труда перевозчиков и расходов на перевозку и, успокоив их обещанием, что вечером служанок покажут падишаху, за понравившихся заплатят их стоимость, и потом он разрешит кораблю плыть дальше, — сел в лодку и удалился.

Торговцы, огорченные и расстроенные, уныло молчали и глубоко задумались. Больше всех расстроился я. Изнывая от любви, с плачущими глазами, мучаясь сотней тревог, ожидал я наказания и пыток. Хуже всего было то, что я никому не мог рассказать о моем положении, и ругал себя за то, что пошел на этот риск, сердцем привязался к недостижимому и подверг себя такой опасности. Я сам разжег этот небывалый огонь и швырнул себя в самое пламя. Весь тот день я провел в слезах и горе...

Наступил вечер и от города стала приближаться лодка со служанками. Все торговцы обрадовались этому. Когда лодка пришвартовалась к кораблю, я увидел, что вернулись все служанки кроме моей луноликой. Слуги доставили капитану разрешительное письмо и подарки. Когда я спросил о своей служанке, мне ответили, что, видимо, ее оставил у себя падишах.

Торговцы, утешая меня, говорили:

— Ладно, не горюй, ее стоимость мы соберем сами и вручим тебе.

Я не согласился и сказал им, что вернусь в город.

Затем я попросил посланца шаха взять меня с собой, дал ему немного золота, погрузил свой сундук в лодку и перешел в нее сам.

Собака бросилась за мной и тоже устроилась в лодке. Добравшись до пристани, все свои вещи, кроме сундука с драгоценностями, отдал служащему начальника пристани, а сам скрылся. Несколько дней я искал ту царскую жемчужину; раскрыв свои уши, подобно перламутровой раковине, я бегал по всем уголкам и направлениям, словно Меджнун-безумец, носился по степям в надежде повстречаться с Лейлиликой, а затем кинулся в город. Но нигде я не мог достичь своих желаний. Наконец в одну из ночей, влекомый любовью к тому бесценному сокровищу, я, словно вор, пробрался в падишахский дворец. Но я не увидел ее там и не услышал о ней никаких вестей. Я уверился, что ее не доставили шаху. Вернувшись на пристань, я вновь принялся за поиски. Месяц я искал ее и все твердил:


Доколе будет лить из глаз кровавых слез поток,

Пока на мне не прорастет тюльпановый цветок.

Тоскуя, столько слез пролью, что в каждой складке платья

Я целый выросший цветник приму в свои объятья.


И эти бейты не сходили с моего языка:


Я отлучен от этих губ и щек. Ну как мне быть?

Горю в огне кровавых мук. Скажи, ну как мне быть?


Сердечная печаль рекой течет из глаз моих, Как будто я на берегу Джейхуна должен жить.

Однажды ночью, погруженный в мысли о ней, я подумал: а вдруг моя луноликая находится в доме начальника пристани. Поэтому я пошел к забору его дома, но сколько бы я ни обходил и ни осматривал его кругом, не нашел ни входа и даже щели. Был всего лишь один водосток и тот был забран железной решеткой. Я вынужден был раздеться, спуститься в воду и, преодолев сотню трудностей, сумел пробраться в гаремный сад начальника пристани. Я осторожно крался по саду, внимательно оглядываясь по сторонам, как вдруг услышал голос моей красавицы. Она горько плакала среди деревьев, тоскуя по мне. Услышав ее голос, я подбежал к ней, припал к ее рукам и ногам. Она же, увидев меня, обняла меня, и от великой радости мы упали без чувств.

Когда мы пришли в себя, я спросил у моего светила, предела моего счастья о случившемся с ней.

Она ответила:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Манъёсю
Манъёсю

Манъёсю (яп. Манъё: сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев». Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.Сборник поделён на 20 частей или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбита на темы, а стихи сборника не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 тёка[1] («длинных песен-стихов») 4207 танка[2] («коротких песен-стихов»), одну танрэнга («короткую связующую песню-стих»), одну буссокусэкика (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якуси-дзи в Нара), 4 канси («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа. Также, в отличие от более поздних сборников, «Манъёсю» не содержит предисловия.«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Множество песен «Манъёсю» написаны на темы конфуцианства, даосизма, а позже даже буддизма. Тем не менее, основная тематика сборника связана со страной Ямато и синтоистскими ценностями, такими как искренность (макото) и храбрость (масураобури). Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на так называемой манъёгане, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.Стихи «Манъёсю» обычно подразделяют на четыре периода. Сочинения первого периода датируются отрезком исторического времени от правления императора Юряку (456–479) до переворота Тайка (645). Второй период представлен творчеством Какиномото-но Хитомаро, известного поэта VII столетия. Третий период датируется 700–730 годами и включает в себя стихи таких поэтов как Ямабэ-но Акахито, Отомо-но Табито и Яманоуэ-но Окура. Последний период — это стихи поэта Отомо-но Якамоти 730–760 годов, который не только сочинил последнюю серию стихов, но также отредактировал часть древних стихов сборника.Кроме литературных заслуг сборника, «Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

Антология , Поэтическая антология

Древневосточная литература / Древние книги