Читаем Приключения четырех дервишей полностью

Двое ребят по повелению матушки вышли из храма и сели на лошадей. Группа священников с колокольным звоном и молитвами пошла впереди них, и они вошли в город. Толпа европейцев собирала прах из-под копыт их лошадей, считая его священным. Когда они дошли до падишахского дворца, об этом известили повелителя. Он выбежал навстречу, обнял тех двух ребят, ввел их во дворец и усадил рядом с собой. Затем спросил о причине их приезда. Они передали слова матушки. Падишах, поразмыслив, сказал:

— Хорошо, я сейчас велю привести начальника пристани и усадить его напротив того человека, чтобы спросить и понять действительное положение дел.

Я про себя воскликнул: «Увы, мне. Не лучше стало, а хуже! Приведут начальника пристани, что мне тогда делать?...»

Смышленые дети, увидев мою растерянность, тут же поняли, что такое повеление не отвечает моим желаниям. Поэтому они решительно встали с места и оба в один голос сказали:

— Владычество над миром повредило твой ум: перечишь указаниям великого идола, не прислушиваешься к словам нашей матушки и хочешь что-то проверить сам. Нет, дела твои плохи и ум твой помрачился. Подумай о пламени гнева великого идола!

Дети хотели выйти. Падишах заволновался, попросил их вернуться и усадил на место. Везири и советники падишаха стали в один голос порочить начальника пристани и сказали падишаху:

— Права наставница брахманов и указание великого идола верно. Он заслуживает смертной казни.

Падишах, выслушав мнение присутствующих, пожалел о сказанном и, собственноручно подписав приговор о смертной казни начальнику пристани, вручил мне, пожаловал все его состояние и вдобавок вменил мне и обязанности начальника пристани. Затем преподнес мне одежду и коня, а детям — множество драгоценностей и золота и, написав наставнице послание, с почетом проводил нас.

Я, радостный, вернулся в храм. Наставница брахманов прочитала послание и, поняв его содержание, возрадовалась и велела звонить в колокола храма. Услышав звон колоколов, тут же у входа в храм собрались пятьсот вооруженных воинов. Наставница велела им пойти со мной на пристань и, схватив начальника пристани, вручить его мне с тем, чтобы я в любой час, когда захочу, мог казнить его и войти во владение его имуществом. И чтоб никто не смел войти в мой дом. Мы направились к пристани. Один из военачальников пошел вперед и предупредил начальника пристани, чтобы он не пытался что-нибудь предпринять. В это время подоспел я, бросился к нему и отделил голову от тела. Затем я позвал агентов, служащих и должностных лиц, изъял документы и поспешил в гарем. Там я и нашел мою красавицу.

Когда я осмотрел его имущество, собрал собрание, преподнес подарки служащим и доверенным людям начальника, поручил каждому исполняемое им дело, рабов я тоже приласкал, и они были довольны мной. Каждого, кто по повелению наставницы брахманов оказал мне помощь, я одарил соответственно его положению. Для падишаха и наставницы тоже подготовил подарки и на следующий день посетил их...

Затем, удовлетворенные и успокоенные, мы стали мужем и женой и ухватились за подол сближения друг с другом.

Я честно и достойно служил падишаху и военачальнику, поэтому благосклонность шаха ко мне умножалась. И я удостоился чести стать его собеседником. Ни один вопрос без моего совета не решался.

Одно лишь беспокоило меня в те дни: что сталось с моими братьями. Так продолжалось до тех пор, пока через три года на берегу моря не собралась группа торговцев. Они возвращались из Вазирабада и намеревались водным путем отправиться в Аджам.

Владыка! Тогда было обычаем: караваны, прибывавшие в порт, привозили мне подарки и устраивали угощение. Я становился их гостем, осматривал товары, взимал подать и давал разрешение ехать дальше.

Когда караванщики, по обычаю, пригласили меня в гости и я осматривал товары, я увидел своих братьев, которые работали наряду с другими слугами. Они взваливали себе на плечи тюки и так усердствовали, как не старался ни один раб. При виде этого, я был удивлен и потрясен. Когда настало время возвращаться, найдя повод, я привел их к себе, проявил к ним должную заботу и приветливость и каждому из них поручил дело на пристани. Но эти развращенные типы, вместо того чтобы дорожить доставшимся им благом, вновь задумали убить меня... словно воры с булатным мечом пробрались к моему изголовью. Первой на них кинулась всегда бдительная и преданная мне собака. Затем прибежали стражники и схватили их.

Владыка! Терпение мое иссякло. Но и па месть я не был способен. Решил заключить их в тюрьму. Поэтому-то я и посадил их в эти клетки, чтобы всегда были на моих глазах и чтобы я не тревожился об их отдаленности, не горел в огне н не горевал от непристойных их поступков!

Вот причина их унижения и страданий и вот причина почитания собаки.

— Дервиши! — продолжал Озодбахт, — я был восхищен мужеством и благородством того человека и спросил, каким образом достались ему те двенадцать драгоценных лалов, что были вправлены в ошейник собаки.

Он сказал:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Манъёсю
Манъёсю

Манъёсю (яп. Манъё: сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев». Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.Сборник поделён на 20 частей или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбита на темы, а стихи сборника не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 тёка[1] («длинных песен-стихов») 4207 танка[2] («коротких песен-стихов»), одну танрэнга («короткую связующую песню-стих»), одну буссокусэкика (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якуси-дзи в Нара), 4 канси («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа. Также, в отличие от более поздних сборников, «Манъёсю» не содержит предисловия.«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Множество песен «Манъёсю» написаны на темы конфуцианства, даосизма, а позже даже буддизма. Тем не менее, основная тематика сборника связана со страной Ямато и синтоистскими ценностями, такими как искренность (макото) и храбрость (масураобури). Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на так называемой манъёгане, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.Стихи «Манъёсю» обычно подразделяют на четыре периода. Сочинения первого периода датируются отрезком исторического времени от правления императора Юряку (456–479) до переворота Тайка (645). Второй период представлен творчеством Какиномото-но Хитомаро, известного поэта VII столетия. Третий период датируется 700–730 годами и включает в себя стихи таких поэтов как Ямабэ-но Акахито, Отомо-но Табито и Яманоуэ-но Окура. Последний период — это стихи поэта Отомо-но Якамоти 730–760 годов, который не только сочинил последнюю серию стихов, но также отредактировал часть древних стихов сборника.Кроме литературных заслуг сборника, «Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

Антология , Поэтическая антология

Древневосточная литература / Древние книги