Приключения чокнутого художника

Я взял у Маринки поводья и повёл кобылу к парадной. К моему удивлению животное наотрез отказалась идти в дом.

–– Ну, милая давай! Иди! Не упрямься!

Но та, наклонив голову стояла, не желая даже шевельнуться.

–– Марина принеси ей какой нибудь куст. Может она сиренью соблазнится?

И действительно, за поломанным веником Дора пошла, смешно вытянув губы вперёд. Поднималось по лестнице это милое копытное неуверенно. Как пьяный мужик после получки, шатаясь и фыркая. Сказывалось отсутствие опыта. С трудом достигнув второго этажа Дора встала как вкопанная. Ни за сиренью, ни за китайской яблонею идти она не желала. Добрых пол часа мы по очереди и хором пытались объяснить этой дуре, что в квартире ей будет значительно лучше, чем на улице. После долгих размышлений покрутив здоровой башкой она видно пришла к выводу, что внутри ей действительно будет не дурно и сделала первый шаг. Мы провели её во вторую комнату. Там находилась моя импровизированная мастерская. Здесь были бумага, холсты, кисти и прочий хлам, который можно увидеть, побывав в гостях у художника. Понюхав воздух она громко заржала и подняв хвост начала срать прямо на пол. Маринка, взвизгнув как маленький поросёнок бросилась вон из комнаты. Через двадцать секунд она появилась на пороге волоча за собой здоровый эмалированный таз. Я стоял как парализованный. До меня смысл происходящего стал доходить с некоторым запозданием. Присев на венский стул стоящий в углу комнаты, я лихорадочно думал как мне быть дальше. Тем временем, четвероногое создание едва прекратив крупную акцию решило развлечь нас действием поскромней и пока моя подруга стоя на коленях детским совочком убирала помёт оно чуть согнув задние ноги в суставах стало поливать паркет мощной струёй. Отскакивая от пола брызги, обрушились на свёрнутый в рулон госзнаковский ватман двухметровой ширины и пачку классного «Торшона».

–– Ах ты скотина безмозглая, сука безрогая! Ты что же делаешь!? Я схватил стоявшую рядом деревянную швабру и хотел дать этой заразе по хребту, но задел висевшую под потолком люстру. Звон разбитого стекла и мои неадекватные действия напугали тварь и она, шарахнувшись в сторону опрокинула мою незаконченную работу.

–– Стоп!

Заорал я, и повернулся к Маринке.

–– Пойдём отсюда. Пусть успокоится. Большей подлости она уже не сделает.

–– Ей бы воды надо.

–– Слушай! Никак у тебя жалость проявилась?!

Полякова стояла посреди комнаты прямо у лошадиного хвоста. В одной руке у неё был детский совок, а в другой голландский флейц. Её лицо выражало растерянность и какую-то неизвестную для меня решимость.

–– Ладно, принеси ей попить, а я за бутылкой схожу и травы нарву.

По пути за спиртным я прикинул все последствия и возможные варианты выхода из создавшейся ситуации. Первое о чём я подумал ещё раньше, что избавиться от Доры выгнав её на улицу, я просто не мог. Мне жаль. Это было бесчеловечно и грозило большими неприятностями со стороны её хозяев. Ну и второе тоже не маловажное. Как мне дожить до утра с этой скотиной не провоцируя её на новые разрушительные действия. Лучше её оставить до утра одну, заперев в комнате. Ну а там видно будет. Как нибудь спустим. Умудрились же мы поднять её наверх.

Когда я вернулся, Марина уже всё привела в порядок. Кобыла спокойно стояла в углу комнаты и кося на меня взгляд своих тёмных, больших глаз меланхолично жевала пучок травы. Полякова подметала последние осколки. Было четыре часа ночи.

Я чертовски устал, хотел спать, а внутри где-то на уровне подсознания меня мучило чувство вины и перед Маринкой и перед этим в сущности беспомощным созданием. Любой придурок вроде меня, мог безнаказанно глумиться над бедным животным заставлять его делать то, что ему противоестественно. Ездить на нём верхом. Бить когда оно не подчиняется и вытворять чёрте знает что. Как будто это в действительности милое животное создано богом исключительно для издевательств.

Мы вышли из комнаты и не выключив свет предусмотрительно закрыли дверь на ключ. Не успев пригубить вина, Маринка поднесла палец к губам.

–– Слышишь?

Да, я слышал. Какие-то постукивания, а потом противный звук протаскиваемой металлической посудины и падения вероятно большого предмета.

–– Что это? Вроде таз.

–– Нет! Таз был вначале, сейчас мольберт грохнулся. Ну конечно он! Говорил я тебе, что надо новый купить! Неустойчивый этот!

Ругнувшись, я встал. Полякова сидела на матрасе от дивана брошенном прямо на пол, поджав ноги и плотно сдвинув в коленках. Она смотрела на меня и чуть не плакала. Губы её дрожали.

–– Сиди здесь.

Я вышел в коридор и тут же упал, задев ногой картонную коробку. На ощупь, открыв дверь в «мастерскую» я вторично чуть не брякнулся, споткнувшись о валявшийся около двери мольберт. Дора спокойно смотрела в мою сторону и жевала холст. Видимо ей пришелся по вкусу состав грунта. В полном расстройстве я вышел из комнаты, забыв закрыть дверь. Сел рядом с Мариной, сделал маленький глоток и обнял её плечё. Оно было тёплое и трепетало под моей рукой. Потом погладил её густые с проседью волосы и поцеловал в щёку.