- Ради этого, - признался купец огорченно, - мне пришлось нарушить данное вам слово и оповестить Суходольских о вашем приезде...
"Ну, чем скорее, тем лучше!" - решил Каспер, стискивая зубы.
Здесь же, в гостиной Куглера, Каспер впервые после долгой разлуки встретился с Миттой. Для них обоих это был трудный день.
Когда Каспер в сопровождении бледного и вдруг точно похудевшего Збигнева появился в комнате, Митта, вся вспыхнув, поднялась с кресла и сделала ему навстречу несколько шагов.
"Так встречают человека много старше себя или умудренного большим житейским опытом, - промелькнуло в голове у Каспера. - Впрочем, я, конечно, и старше и опытнее этой бедной, милой и ни в чем не повинной девушки".
Он молча склонился в низком поклоне.
- Я очень рада вас видеть, пан Каспер...
- Я - тоже, панна Митта...
- Я должна вам объяснить, пан Каспер, почему я... Не думайте обо мне очень скверно... Когда пан Збигнев...
- Не надо, Митта, - прервал ее Каспер. - Не надо никаких объяснений. Мы старые друзья, и не к лицу нам оправдываться друг перед другом. Я все понимаю, Митта, и полон самого подлинного уважения к вам...
- Но я... я причинила вам такую боль и обиду...
Каспер усмехнулся.
- Вечной боли не бывает, Митта... Вот прошло всего несколько дней, и я... - Каспер хотел сказать: "И я уже начинаю к ней привыкать", но закончил фразу иначе: - и я, Митта, уже почти ее не ощущаю. Что же касается обиды, то вы взводите на себя напраслину: я нисколько на вас не в обиде!
Слезы выступили на глазах у девушки.
- Каспер, много лет назад я дала вам слово. И я должна его сдержать или уйти в монастырь, - так говорит отец Януарий, мой исповедник. А о батюшке моем позаботятся паны Суходольские... Я должна либо выполнить данную вам клятву, либо уйти в монастырь. Одно или другое... Сегодня я сообщила Збигневу свое решение, но он умолил меня дождаться вашего прихода. Я сделаю так, как вы мне подскажете.
- Но разве отец Миколай не говорил с вами... - начал было Каспер.
Девушка заплакала.
- Отец Януарий - мой духовный наставник с малых лет, - едва выговорила она сквозь слезы. - Он говорит, что господь покарает за меня бедного отца... Отец Януарий и велел мне поговорить с вами и сделать так, как вы нам со Збигневом подскажете.
Каспер оглянулся.
- Збигнев, друг мой, подойди-ка сюда поближе! - И, обхватив товарища за плечи, Каспер подвел Збышка к Митте и насильно соединил их руки.
- Вот что я могу подсказать вам! - безуспешно стараясь подавить волнение, произнес он громко. - Любите друг друга и будьте счастливы. Только обязательно пригласите меня на свою свадьбу!
Происходящую в гостиной сцену наблюдали только что появившиеся в дверях хозяин дома и его невеста - Ванда Суходольская. В противоположность Куглеру, следившему за своими гостями с иронической улыбкой на губах, Ванда застыла на месте как очарованная, не спуская с Каспера горящих от восхищения глаз.
- О, пан Каспер! Вы... вы золотая душа! Какое благородное сердце надо иметь, чтобы...
- ...чтобы заставить забыть об этакой уродливой физиономии, - хихикнув, пробормотал пан Адольф себе под нос.
Не ответив жениху ни слова, только окинув его негодующим взглядом, Ванда повернулась к брату:
- Матушка и отец закончили сборы, дожидаются вас... Матушка надолго с отцом не расставалась еще с той войны... Нужно ее поддержать и утешить, и это твой долг, Збышек! Да и самому тебе с Миттой пора думать об отъезде! Такое наставление вам передал отец Миколай, уезжая...
Митта и Збигнев несколько минут еще стояли, держась за руки и растерянно улыбаясь. Потом, не говоря ни слова, Митта подошла к Касперу и, поднявшись на цыпочки, поцеловала его в изувеченный лоб.
Вечером, когда немного спала жара, провожали в дальний путь пана Вацлава. Было пролито немало слез.
Три возка, груженные окороками, колбасами, копченой грудинкой, салом, маслом, вязками сушеных грибов, жбанами с домашним пивом, наливкой, штуками домотканого сукна и холста, заскрипели по дороге.
Такими нехитрыми приношениями пан Суходольский надеялся смягчить сердца писцов и секретарей, от коих зависело продвижение или приостановка подаваемой им жалобы. Как ни странно, но старый шляхтич, обычно охотно и дававший и бравший деньги взаймы, решил на этот раз к талерам своего будущего зятя не притрагиваться. Выяснилось все же, что слывший когда-то первым кавалером и модником пан Вацлав непростительно отстал от краковских нравов. Столица сейчас мало ценила домашнюю снедь, наливки, домотканое сукно или холст. Краков потреблял заморские вина, заморские фрукты, индийские шелка и фландрские полотна, приглашал из-за границы поваров, лакеев и форейторов, а на все это требовались деньги, деньги и деньги!
Прошла неделя, другая... От пана Вацлава не было никаких вестей. Легаты святейшей инквизиции, на счастье, в Гданьске не появлялись. Збышек и Митта уже не раз наведывались к Францу с Уршулой, обсуждая свой предполагаемый отъезд в Ольштын, но уехать пока не было возможности: сначала заболела Уршула и ждали, пока она поправится, потом совсем плох стал доктор Ланге.