Приключения Мишки Босякова, кучера второй пожарной части

Прохор вместе с атаманом Дулепой ехал в открытом автомобиле, который раньше принадлежал начальнику штаба Сибирской армии. По бокам и позади скакали казаки из личного атамановского конвоя. А Мишку в тот день Фалеев поставил часовым около главных ворот.

Парень по-настоящему был горд оказанным доверием и важно разгуливал перед депо. Но, заметив Прохора и решив про себя, что тот специально вернулся в город, чтобы расправиться с пожарными, Мишка растерялся и юркнул в полосатую караульную будку. К счастью, его подозрения не оправдались: автомобиль и казаки пронеслись мимо.

— Так, баешь, твой Побирский здесь? — переспросил дядя Коля, когда парень рассказал старшим друзьям о неожиданной встрече. — Какого лешего ему еще надобно?

— Леший Побирскому не требуется, — ответил за Мишку Геннадий Сидорович. — Другие дела, поди, привели...

...Утром Мишку вызвала к главным воротам Катерина. Александр Гаврилович вместе со своими лошадьми и экипажами собирался удирать в Сибирь и звал кухарку с собой.

— Я и пришла, Михаил, золотко, к тебе, — жалобно говорила Катерина. — Извозчики, знаешь, кто куда... Дедушка Битюков в деревне Палкино у внука хоронится... А Прошка казаков к нам прислал. Они хозяину помогают добро грузить, коней впрягают.

— Чё смеяться-то! — строго сказал Мишка и, сам того не замечая, повторил слова дяди Коли. — Разве русские пожарные людей в беде оставляют?.. Идем, тетка Катерина, к Похлебаевым. Схоронишься пока у них!

Но только он успел познакомить Катерину с Лидией Ивановной и Люсей, как на каланче загудел тревожный набат. Мишка, забыв обо всем на свете, побежал в конюшню, и вскоре линейки и бочки с неистово скачущими под прямым углом к коренникам пристяжными помчались в сторону Разгуляевского сада.

А когда через полтора часа усталые и перемазанные в саже пожарные вернулись, их ожидал сюрприз. Около депо обоз встретили казаки-дулеповцы.

— Гони во двор, не задерживайся! — приказал молоденький хорунжий.

И во дворе пожарных караулили казаки: на крыльце же брандмейстерской квартиры стояли Прохор и Стяжкин. Стяжкин был в полной парадной форме.

— Равняйсь! — властным голосом крикнул он. Присутствие офицера вернуло ему былую уверенность.

Обоз начал выравниваться, как на смотр.

— Отставить! — взревел Стяжкин, кося глаза на Прохора. — Распустились вы у меня...

— Тихо, брандмейстер! — оборвал его Прохор. — Где твой выездной экипаж?

— Фалеев! — обратился Стяжкин к помощнику. — Займи свое место на коннолинеечном ходу!

— Слушаюсь, господин брандмейстер! — почтительно отве­тил Фалеев.— Будет исполнено...

Стяжкин взгромоздился в экипаж, а Прохор, спустившись с крыльца, поправил черную повязку и, опираясь на саблю, громко сказал:

— По стратегическим соображениям войска верховного пра­вителя его превосходительства вице-адмирала Колчака эвакуи­руют город. Но к осени красные орды вновь будут отброшены за Волгу. Рождество мы отпразднуем в Москве... На юге генерал Деникин начал блестящий рейд...

Пожарные слушали и не понимали, куда клонит ротмистр. Все стало ясным лишь в конце речи, когда Прохор, выдержав паузу, объявил:

— Кто желает вместе с нами временно отступить, тех прошу построиться у каланчи...

Однако к каланче ни один человек не подошел.

— Учтите, — поправляя повязку, продолжал Прохор, — милостей и почестей от большевиков не будет. Еще есть возможность организовать на станции эшелон... Но, если железная дорога вас не устраивает, отходите по Сибирскому тракту... Маршрут следования у меня имеется... Забирайте лошадей, дроги, повозки, инвентарь. Вашим близким разрешается ехать вместе с вами... Итак, повторяю: кто желает эвакуироваться в Сибирь, тех прошу перейти на левый фланг, к каланче... Я жду!..

Но пожарные, как и несколько минут назад, не двигались с места. Тогда ротмистр, показывая на Стяжкина, произнес:

— Ваш начальник и его жена уже дали согласие отходить вместе с нашими подразделениями... Брандмейстер, кое-что можешь сказать и ты...

Поднявшись в экипаже во весь рост и сделав руки «по швам», Стяжкин, поглядывая то на Побирского, то на своих подчиненных, неуверенно забасил:

— Ребята, его благородие дело говорит.. О вас, дураках, заботится... Переждем, пока комиссарское племя перережут, и вернемся обратно...

Но если Прохору никто из пожарных не рискнул возразить, то со Стяжкиным церемониться не стали.

— Зачем убегать?.. Не хотим в Сибирь!.. Большевиками не стращайте!.. Мы остаемся! — неслось со всех сторон.

Прохор что-то крикнул сорвавшимся голосом, и казаки с нависшими пиками окружили обоз...

— Я тебя проучу!— зашипел на Мишку урядник с холеной бородой, дергая свою лошадь и размахивая над головой нагайкой. — Будешь бунтовать!

Чем бы кончилась вся эта история, неизвестно, но в этот момент из дежурки выскочил телефонист и, перекрывая гвалт, дико заорал, размахивая руками:

— Его благородия, ротмистра Побирского, к аппарату!..

...Спустя три минуты Прохор прямо с крыльца шагнул в стремя своего коня и скомандовал казакам:

— За мной!

И, забыв про пожарных, казачий отряд помчался следом за ротмистром Побирским.