Леве Похлебаеву часто приходилось бывать в ателье Маре-Расковалова. Ему Корытко поручил просматривать конторскую книгу и запоминать особо важное. Лева хорошо знал город и его окрестности и быстро ориентировался в адресах...
Как-то в поезде, идущем в сторону Перми, патруль «голубых улан», проверявший документы, задержал молодую пассажирку. И когда старший патруля в отдельном купе начал обыскивать ее, то в толстой длинной косе обнаружили искусно спрятанную папиросную бумагу с непонятными знаками. По распоряжению командира уланского полка, бумага была отослана в шифровальный отдел штаба Сибирской армии, и там выяснилось, что арестованная имела данные о тяжелых артдивизионах.
Женщина умерла под пытками, но уланы так ничего и не смогли добиться от нее. И вот тут-то Прохор Побирский обратил внимание на фотокарточку умершей, найденную в кармане жакета. На обратной стороне карточки стоял штамп ателье Маре-Расковалова.
Обрадованный Прохор бросился к командиру полка.
— Господин полковник! Выяснить личность этой особы не представляет, по-моему, большого труда. А установив, кто она, мы легко...
— Не городите чепухи! — перебил подпоручика полковник. — Вы с живой-то не справились, а с мертвой что взять. Мертвые, к сожалению, молчат.
Но Прохор напомнил ему о записях Маре-Расковалова
— Вот как!— задумался полковник, — Значит, у этого фотографа есть адреса всех его клиентов?.. Побирский! С богом!.. Не теряйте ни секунды!
И хоть время было позднее, Прохор, забрав с собой для солидности целое отделение улан, поскакал на Водочную улицу...
В ту ночь в фотографии встретились Корытко, Половников и Лева Похлебаев. Разговор шел о Прытковой, которая почему-то не возвращалась из Перми, хотя контрольные сроки давно уже истекли...
В первые недели белогвардейского правления среди тех, кто остался в городе для подпольной работы, должной связи не было. Чувствовалась какая-то неуверенность в действиях скованность. Но через полтора месяца появился Корытко. Его с документами коммерсанта направили в город товарищи из бюро Уралобкома. Однако в доме по Матренинской улице, где должна была находиться явка, «коммерсанту» открыл дверь седой мужчина с воспаленными веками и на вопрос:
— Как чувствует себя Иван Николаевич?
Недоуменно пожал плечами и, дыша перегаром самогона грубо отрезал:
— Проходи, проходи... Не Ивана Николаевича, не Николая Ивановича тут сроду не прописывали...
Корытко долго думал, как ему поступить, как отыскать верных людей, и решил идти к Константиновскому кладбищу, к тюрьме. У тюремных ворот днем всегда стояли женщины с передачей для арестованных. Там Корытко и познакомился с Прытковой, которая принесла передачу для своего дяди. Через Прыткову он быстро установил связь с Левой Похлебаевым и Леонидом Борисовичем, а затем и с другими подпольщиками.
Сначала Корытко и его помощники занимались лишь устной агитацией среди населения и белогвардейских солдат потом перешли к печатанию прокламаций и к диверсионным актам, а когда приехал Маре-Расковалов — и к сбору военной информации.
У Прытковой за Пермью в деревне жила старуха мать, и медицинской сестре было удобнее всех остальных отлучаться на несколько дней из города. Правда, хирург Лисицкий догадывался, что она ведет какую-то двойную жизнь, но делал вид, что это его не касается.
Уже три раза Прыткова, доставив информацию по нужному адресу (откуда она затем переправлялась через линию фронта)', благополучно возвращалась назад. Но сегодня...
— Ну? — спрашивал Корытко Леву Похлебаева, Маре-Расковалова и Половникова. — Газету свежую читали? Нет?.. Ну, слушайте, что там пишут:
— Что ты желаешь этим сказать? — прервал его Маре-Расковалов. — Что Прыткова арестована уланами? Почему так ду маешь?
— Я не хочу так думать, — возразил Корытко, ну, не хочу...
— А зачем про уланские клятвы читаешь?
Ответить Корытко не успел: на улице зацокали копыта.
— Не просвечивает ли через ставни? забеспокоился Половников.
Только Лева Похлебаев успел повернуть выключатель, как в двери забарабанили.
— Открывайте! — послышался чей-то резкий незнакомый голос. — Проверка документов.
— Ты спокойно показывай свои бумаги,— шепнул Корытко Маре-Расковалову, — Мы скроемся через черный ход.
— Лады! — кивнул фотограф.
А голос за дверью продолжал:
— Кому говорят, открывайте!
— Сию минуту, сию минуту! — заторопился Маре-Расковалов. — Дозвольте лишь лампочку засветить...
Когда уланы, раскрасневшиеся от мороза, ввалились в ателье, Маре-Расковалов с искусно разыгранным недоумением спросил:
— Чем обязан, господа, такому сверхпозднему визиту?.. Документы?.. Ах, да... Пожалуйста!.. Мои документы в полнейшем порядке!