Приключения Ромена Кальбри

– Не знаю, были ли у людей веские причины убивать друг друга, но резня была ужасная. Я сам участвовал в этом сражении, слава Богу, не был убит, но был на волосок от смерти. Мы шли по левому берегу Эльбы, а на правом берегу стояла батарея русской артиллерии. Мы слышали грохот пушек, но не видели того опустошения, которое учиняли их ядра, потому что мы были закрыты от них густыми зарослями. Когда мы шли в атаку, я думал, что, может быть, это последний день моей жизни, потому что мы должны были пройти под пушечным огнем. В тот день были именины моей жены, и я подумал: как я был бы счастлив, если бы мог посвятить этот день только ей одной. Вдруг я увидел в ложбине, по которой мы шли, прямо у своих ног – незабудку. На войне все происходит совсем не так, как это изображают на картинах, где полки построены в полном порядке. Мы шли врассыпную. Голубой цветочек так мне понравился, что я наклонился сорвать его, несмотря на серьезность нашего положения. В эту минуту я почувствовал сильный ветер: что-то просвистело на расстоянии нескольких пальцев над моей головой. Потом я услышал ужасный грохот и почувствовал удар прутьями вербы по своей спине. Мы были как раз против батареи, и это ее ядрами косило моих товарищей. И если бы я не наклонился за цветком для своей любимой, я тоже был бы уже мертв, как и они. Мысль о жене спасла меня…

В тот же вечер, все еще под впечатлением рассказа де Бигореля о битве при Фридланде, я читал у Гюбера о битвах среди муравьев. Гюбер был слепым. Наблюдениями для него занимался его преданный и умный слуга, а Гюбер диктовал ему, и у них получилась прекрасная книга, лучшая из всех, какую только можно написать о муравьях и пчелах.

Если бы де Бигорель заставлял меня читать и отвечать урок, не знаю, произвела ли бы на меня эта книга такое сильное впечатление. Но благодаря его системе образования я вполне усваивал прочитанное, и до того ясно, что и теперь, столько лет спустя, это впечатление более сильно, чем от книги, прочитанной мной вчера.

Он не очень любил книги; но среди них была одна, которую он сам дал мне в руки и которую считал необходимой для каждого человека, – книга, по которой жил он сам. Благодаря ей был устроен Пьер-Гант и произведены все лучшие работы на нем; это она внушила ему мысль всегда носить с собой большой зонтик, благодаря ей он прозвал своего слугу Субботой. Эта книга была «Робинзон Крузо», и это из уважения к Робинзону де Бигорель не мог назвать своего слугу Пятницей.

– Ты узнаешь из этой книги, – сказал он, отдавая ее мне, – как много сил дано человеку. Ты, может быть, не понимаешь пока всего того, что я хочу тебе сказать. Ты поймешь это потом. Но тебе надо все это знать уже сейчас, и если ты не проникнешься этим великим наставлением, ты сделаешь то же, что и все читатели: ты запомнишь только то из этой книги, что тебе понравится.

Не знаю, существуют ли дети, которые могут хладнокровно читать Робинзона. Я был очарован…

Надо признаться, однако, что меня восхитила не философская сторона книги, на которую мне указал мой наставник, а романтическая: приключения на море, кораблекрушение, необитаемый остров, дикари, ужас неизвестности, отчаяние… Теперь в моей душе явился соперник индийскому дяде.

В этой книге я нашел оправдание своему желанию путешествовать. Кто же в детстве не ставил себя на место Робинзона и не спрашивал себя: «Почему это не могло случиться со мной? Разве я поступил бы иначе?»

Суббота знал много, но он не умел читать. Видя мой восторг, он захотел узнать все, что происходит с героями книги, и просил ему почитать.

– Пусть он лучше тебе расскажет, – сказал де Бигорель. – Это будет полезно мальчику, а тебе будет занятнее слушать рассказ, чем чтение.

Десять лет путешествий дали Субботе знания и опыт. Он не соглашался принять ни одну из моих историй. Он всегда возражал, я же всякий раз отвечал ему:

– Там так написано.

– Ты в этом уверен, Ромен?

Я брал книгу и читал ему вслух, а он слушал, потирая свой нос длинными пальцами, а выслушав все до конца, уступал, как слепой уступает дорогу зрячему.

– Да, правда, там так написано, но… Я бывал на берегу Африки и никогда не видел, чтобы львы отправлялись вплавь, чтобы напасть на корабль!

Суббота ходил и по северным морям и рассказывал о своих путешествиях, стараясь вознаградить меня за рассказы о Робинзоне. Однажды их затерло во льдах, и они были вынуждены зимовать в открытом море. Целых шесть месяцев они жили в ледяной пустыне. Большая часть экипажа была навсегда погребена под снегом, собаки перемерли, не то от голода и холода, не то от недостатка света.

– Если бы у нас было достаточно масла, чтобы поддерживать огонь в лампе, – говорил Суббота, – они, может быть, и выжили бы.

Его рассказы были почти так же интересны, как рассказы Робинзона Крузо.

– А об этом написано в книжке? – спрашивал я.

И Суббота торжественно объявлял, что он это не вычитал, а видел своими глазами. Что же делать, если об этом ничего не было написано!