Приключения троих русских и троих англичан. Плавающий город. Священник в 1839 году: [романы]

Увидев это, Николай Паландер подпрыгнул, как горный козел, и накинулся на «шакмас»; завязалась борьба.

И какая борьба! Математика захлестывала ярость. Рычанье Паландера сливалось с лаем обезьяны. Схватка сопровождалась жуткими криками. Они сплелись так, что невозможно было различить, где обезьяна, а где математик. Сейчас никто не мог целиться в «шакмас», чтобы не попасть в астронома.

— Стреляйте! Стреляйте в обоих! — выйдя из себя, закричал Матвей Струкс, и отчаявшийся русский, возможно, сделал бы это, если бы его ружье было заряжено.

Битва продолжалась. Николай Паландер, оказываясь то снизу, то сверху, пытался задушить своего противника. Плечи его были в крови, ибо «шакмас» царапал его своими когтями. Наконец бушмен, стоявший рядом, с топором наготове, улучив удобный момент, ударил обезьяну по голове и сразу убил ее.

Товарищи подняли с земли лишившегося чувств Николая Паландера. Рукою он прижимал к груди оба реестра, которые только что отвоевал. Тушу обезьяны отнесли в лагерь, и вечером за ужином все сотрапезники, включая и ограбленного их коллегу, ели мясо грабителя не только с чувством отмщения и глубокого удовлетворения, не и с большим аппетитом, ибо оно оказалось превосходным.

 Глава XXIII

ВОДОПАДЫ ЗАМБЕЗИ

Раны Николая Паландера были неопасными. Бушмен, занявшийся ими, натер плечи этого достойного человека кое-какими травами, и астроном из Гельсингфорса смог продолжать путь. Паландера сильно возбудил одержанный триумф. Но его эйфория[222]

быстро угасла, и он снова превратился в углубленного в себя ученого, который живет лишь в мире цифр. Один реестр ему оставили, но другой из предосторожности велели передать Вильяму Эмери, и тот, кстати, принял его охотно.

Тем временем ученые успешно продолжали триангуляцию, оставалось лишь найти равнину, удобную для постройки базиса.

Первого апреля европейцам пришлось пересекать обширные болота, воды которых распространяли зловоние. Полковник Эверест и его компаньоны старались строить здесь треугольники с большими сторонами, чтобы как можно скорее покинуть эту нездоровую местность. При этом настроение у всех оставалось превосходным, в маленьком отряде царила теплая атмосфера. Михаил Цорн и Вильям Эмери поздравляли друг друга, видя полное согласие, установившееся между их начальниками. Последние, казалось, совсем забыли о международном конфликте, еще недавно разделявшем их.

— Дорогой Вильям, — сказал однажды Михаил Цорн своему другу, — вот если бы по возвращении в Европу мы обнаружили, что между Англией и Россией уже заключен мир и что мы имеем право и там оставаться такими же друзьями, как здесь, в Африке.

— А я уверен в этом, дорогой Михаил, — ответил Вильям Эмери. — Современные войны не могут длиться долго. Одно-два сражения, и подписывается мир. Эта злополучная война началась уже год назад, и я, подобно вам, думаю, что по нашем возвращении в Европу, мир будет уже заключен[223].

— А каковы ваши планы, Вильям? — спросил Михаил Цорн. — Сразу вернуться в Кейптаун? Но если ваша обсерватория не слишком настаивает на этом, я очень надеюсь, что вы окажете мне честь познакомиться с моей обсерваторией в Киеве!

— Да, друг мой, — ответил Вильям Эмери. — я провожу вас в Европу и не вернусь в Африку, не побывав в России. Когда-нибудь и вы навестите меня в Кейптауне, не правда ли? Вы приедете побродить среди наших прекрасных южных созвездий. Вы увидите, как богато здесь небо и какая это радость — черпать из него, но не сколько ухватит рука, а сколько ухватит глаз! Послушайте, если хотите, я поделюсь с вами звездой Альфа Центавра![224] Обещаю вам не начинать ее наблюдения без вас!

— Правда, Вильям?

— Правда, Михаил. Я приберегу для вас Альфу, а за это, — добавил Вильям Эмери, — возьму одну из ваших туманностей и приеду в Киев изучать ее.

Славные молодые люди! Они рассуждали так, словно небо принадлежит им! Да и в самом деле, кому же еще должно оно принадлежать, как не этим пытливым ученым, которые исследовали его вдоль и поперек!

— Но прежде всего, — снова заговорил Михаил Норн, — надо, чтобы закончилась эта война.

— Она закончится, Михаил. Сражения с пушками длятся не так долго, как диспуты о звездах! Россия и Англия примирятся быстрее, чем полковник Эверест и Матвей Струкс.

— Так вы не верите в искренность их примирения, — спросил Михаил Цорн, — после стольких испытаний, перенесенных ими вместе?

— Я бы не спешил этому верить, — ответил Вильям Эмери. — Подумайте сами, ведь речь идет о соперничестве ученых, и ученых знаменитых!

— Так не будем становиться такими знаменитыми, дорогой Вильям, — ответил Михаил Цорн, — и будем всегда любить друг друга!