Приключения в Красном море. Книга 1

Жена сразу же проинформировала об этой выходке командира обокского поста и попросила срочно меня вызвать.

Возмущенный циничным поведением немца, в военное время позволившего себе подобный демарш по отношению к жене французского подданного, я счел, что эту дерзость нельзя оставлять безнаказанной, и решил заманить Хольца в ловушку.

По договоренности с губернатором я ответил Хольцу примерно в тех выражениях, на которые он и рассчитывал, передав письмо через очень надежного данакильца Орики (ему пообещали важный пост в правительстве, если мне удастся задержать немцев). Когда он прибыл к ним в лагерь, то его с целью устрашения заковали в цепи. Хольц заявил ему, что мое письмо не более чем ловушка. Поэтому данакилец будет повешен как мой сообщник.

Приговоренному дали ночь на раздумья. На рассвете Орики был отведен к большому дереву, через ветку которого была уже перекинута веревка с петлей.

— Я еще могу тебя помиловать, если ты во всем сознаешься, — сказал ему Хольц, в то время как аскеры натирали салом петлю.

— Я сказал тебе все, что мне было известно: Абд-эль-Хаи велел вручить это письмо тебе и стать твоим проводником, чтобы отвести тебя туда, куда ты пожелаешь. Почему же ты написал жене Абд-эль-Хаи, если ему не доверяешь?

— Но ответил-то он.

— Но поручила найти тебя именно она.

— Ты упорствуешь в своей лжи… Ну, хорошо.

По сигналу Хольца аскеры схватили Орики и просунули его голову в петлю. Данакилец по-прежнему сохранял хладнокровие.

— Стойте! — крикнул в последнюю минуту фон Хольц. — Развяжите его! Подойди ко мне! Я вижу, ты честный человек, и мне только хотелось проверить тебя, дабы убедиться в том, что здесь нет подвоха.

Он передал Орики ответное письмо для меня и подарил пятьдесят долларов. Этот зловещий театр стоил таких денег…

В письме любезный фон Хольц, поблагодарив меня, сообщал, что запросил по телеграфу у императора «железный крест для меня в знак признательности за мои патриотические (!) чувства». Надо обладать совершенно особым мышлением, чтобы осмеливаться говорить такое!

— Должно быть, ты чертовски сдрейфил там, под деревом? — спросил я у Орики.

— О, нет! Я знал, что меня не повесят, — сказал он, лукаво улыбаясь. — Ночью Лохейта, султан из Гобада, который был их проводником в стране Данакиль, предупредил меня о том, какую хитрость они придумали, чтобы выведать, не вступил ли я в сговор с Абд-эль-Хаи и не собираюсь ли их выдать. Он передал мне также, что если французское правительство пожелает схватить немцев, то он не будет этому препятствовать. Но ты ведь знаешь, Лохейту можно купить, он служит тому, кто больше платит, и, похоже, деньги у немцев на исходе.

Через месяц фон Хольц и Кермелих были задержаны лейтенантом Мерме и доставлены в Джибути. Сопротивления они не оказали.

По этому случаю все те, кто находился в Джибути, пока Мерме рыскал по горам, получили награды.

Что касается меня, то я никогда не похвалялся тем, что способствовал поимке немцев, ибо роль, которую мне пришлось сыграть, все же претит моей совести. Я сделал все, что мог, что обязан был сделать в подобных обстоятельствах. Поскольку мы находились в состоянии войны, то в соответствии с общественной моралью я выполнил свой долг, но хвастать тут нечем…

Я предпочел бы умолчать об этом не слишком лестном для меня деле, но небезызвестная телеграмма от фон Хольца была доставлена бедуином в Аравию. Там о ней узнала «Интеллидженс сервис» и сняла с нее копию.

Из-за этого документа я чуть было не поплатился жизнью, и, когда через одиннадцать лет мне довелось оказаться в руках мерзкого типа, о печальной истории которого я расскажу позже, телеграмма едва не привела меня к позору и бесчестью.

Разумеется, от своих шпионов в Джибути англичане знали правду об этом послании. Им было известно, что копию телеграммы обнаружили среди бумаг фон Хольца в момент его ареста. Поэтому они воздержались до поры от передачи ее губернатору, ибо его ответ лишил бы их оружия, которое можно было так удачно обратить против меня, если Рассматривать телеграмму отдельно, не сопровождая ее надлежащими объяснениями.

Впрочем, я узнал о том, что компрометирующий документ попал к англичанам лишь через одиннадцать лет, когда они во второй раз употребили его для своих подлых целей при пособничестве одного человека, француза, которому также была известна вся подоплека тех событий…

XXXIII

«Минто»

Я готовлюсь к отбытию в Эль-Мукаллу, не делая при этом никакой тайны из целей своего путешествия. В это время дует восточный муссон, и плавание займет много времени при встречном ветре и сильном волнении.

У меня нет ни хронометра, ни секстанта. Поэтому я не могу определить в открытом море долготу, на которой нахожусь. Нечего и думать о том, чтобы плыть вдали от берега, поскольку я не буду знать, когда достигну долготы Эль-Мукаллы.

В этом случае следовало бы идти вдоль аравийского побережья, но приблизиться к нему невозможно из-за устроенной англичанами блокады.

Значит, ничего не остается, как взять курс к противоположному берегу Аденского залива и плыть вдоль сомалийских берегов.