Приключения в стране тигров

И через двенадцать часов после отхода из Мидая показался рангунский рейд; труднейшее плавание счастливо завершилось, но счастье такого рода дается в руки только истинно сильным людям.

Андре сразу же увидел стоящую у пирса под парами «Голубую антилопу»: на мачте развевался штандарт, показывающий, что она готова к отплытию. Один трап был уже поднят, и несколько человек собирались втянуть на борт второй.

Шлюп был встречен громким «ура», ибо прибытия его ожидали с нетерпением — послание Андре всколыхнуло весь экипаж.

Молодой человек проворно взобрался на борт яхты, обменялся быстрым рукопожатием с капитаном, поджидавшим у мостика, и увел его в свою каюту.

Через двадцать минут Андре появился на палубе, переодетый в костюм для визитов. Капитан успел сообщить ему все, что касалось состояния судна, и, в свою очередь, получил необходимые объяснения.

Капитан проводил хозяина до трапа, свисавшего у борта, к которому притулился измочаленный шлюп.

— Итак, — сказал он, — вы непременно хотите повидаться с английским губернатором?

— По крайней мере, я хочу получить гарантии нейтралитета. Видите ли, англичане, объявившие себя борцами за цивилизацию, обычно помогают белым, ставшим жертвой произвола туземных властей, будь у этих туземцев черная, желтая или красная кожа, но только при одном условии — если эта помощь не наносит ущерба их собственной эгоистической политике. Настоящей помощью было бы требование освободить моего бедного друга, но, если они этого не сделают, я хочу, чтобы они закрыли глаза и заткнули уши, когда мы начнем бомбардировку Мандалая.

— А если они откажутся?

— Бомбить будем все равно, но больше для вида, для прикрытия смелого налета на город. Именно поэтому мне не хотелось открывать все карты в телеграфной депеше. Через два часа я вернусь.

Шлюп несколькими взмахами винта доставил Андре к пирсу, откуда он немедленно отправился во дворец губернатора, к счастью, находившийся неподалеку.

Двери роскошного особняка легко раскрылись перед французским миллионером, владельцем собственной яхты, известным путешественником, прославившимся охотничьими подвигами, — и Андре оказался в кабинете его превосходительства губернатора, полномочного представителя ее величества королевы, императрицы обеих Индий.

Андре лаконично, как человек, знающий цену времени, изложил причины своего приезда в Бирму и все, что произошло вплоть до ареста Фрике.

Губернатор, слушавший гостя с учтивым вниманием, здесь счел возможным прервать его.

— Я знаю, что вы собираетесь сказать мне… возможно, я знаю даже больше, чем вы. Жизни вашего друга угрожает серьезная опасность…

— Я так и полагал, ваше превосходительство; именно поэтому, прежде чем предпринять самую отчаянную попытку спасти его, я пришел просить помощи британского правительства, во имя прав и общих интересов всех цивилизованных наций.

— К великому моему сожалению, сэр, это невозможно.

— Невозможно? Ваше превосходительство…

— Случай исключительный. Затронуты религиозные чувства народа, традиции культовых обрядов. Я оказал бы вам содействие в любом другом деле… Но вы же знаете, правительство ее величества исповедует принцип широчайшей веротерпимости, и это касается всех религий, исповедуемых подданными нашей обширной империи. Веротерпимость означает, помимо всего прочего, оказание всяческого покровительства служителям культа и верующим.

— Но ваше превосходительство! Неужели вы позволите, чтобы европеец, француз, был казнен этими дикарями?

— Священное животное… Да, нелепость, но этого требуют интересы государства, а, стало быть, сие совершенно неизбежно. Даже из самых гуманных побуждений мы не можем допустить конфликта с фанатиками, хотя бы виновным оказался подданный ее величества. Это закон, не допускающий никаких толкований; ваш друг помешал отправлению религиозного культа, признанного нашим правительством.

— Но ведь это произошло не в ваших владениях, а в независимой Бирме!

— Ну, не так уж она независима! Впрочем, наши подданные исповедуют ту же веру…

Андре понял: сколь ни абсурдны эти доводы, ему не сломить упорства англичанина, исходящего из эгоистических интересов британского владычества.

— Хорошо, — сказал он, — значит, мне придется действовать самому.

— Это ваше право. Как представитель ее величества я не имею возможности оказать вам помощь, но как европеец искренне вам сочувствую и желаю успеха.

— Очень благодарен вашему превосходительству. При вашем благожелательном нейтралитете я вполне уверен в успехе.