Приключения женственности

Конечно, люди постарше нервно сосредоточились бы на том, что обратных билетов в кассе нет и только перед отходом поезда они могут появиться или не появиться, но Женя с Сашей не стали заранее переживать вторую возможность, а пересекли площадь Восстания и весело потопали по Невскому к Садовой. Оба были знакомы с самим городом-текстом, со множеством его подтекстов и сейчас как бы перечитывали его, уже не следя за сюжетом, а обращая внимание на подробности, на то, из каких элементов слагается стройный, строгий вид.

— Итак, мы находимся меж Марсовым полем и садом… — Саша сделал паузу, которая не только обозначила границу стиха, но и увела его от интонации заштатного экскурсовода. — Михайловским… Приготовились!

Ему не нужно было заглядывать в книжку, чтобы вспомнить топографическое стихотворение, подсказавшее маршрут путешествия. В овальном дворе Капеллы, увлекшись, он взял Женю за руку, но, когда она с удивлением посмотрела ему прямо в глаза, смешался и отступил на полшага назад.

— Смотри, какая точность, — вернулась к стихам Женя, — вчерашние лезут билеты из урн и подвальных щелей… А вот желтого краба с клешней непомерной длины не вижу.

— Это вид сверху.

— С вертолета? — Женя задрала голову.

— Нет, с поэзии.

До темно-красной Новой Голландии и до последних строк добрались, когда апрельское солнце прошло зенит и нагрело гранит Мойки, а вечерняя прохлада еще не наступила. Заметив, что Женя держит в руках плащ и свитер, Саша забрал ее неудобную ношу, но через несколько шагов, когда порыв холодного ветра подтолкнул его к реке, заботливо укутал свою спутницу:

— Не простудись! Культурная программа выполнена, пора подумать и о гастрономической.

Не тут-то было. Пищу телесную оказалось добыть гораздо сложнее, чем духовную. И план обеда в «Астории», «Норде» или «Метрополе» ввиду отсутствия мест, огромной очереди, грубости швейцаров или санитарного часа скукожился до пирожковой «Минутка» на Невском, где обжигающий бульон и трубочки с мясом пришлось дегустировать стоя, не дав ногам заслуженного отдыха.

Зато хватило денег на билеты в СВ — других в кассе не было — и осталось по пятаку на метро в Москве. На ковровой дорожке вагонного коридора обогнали артиста Лаврова, который невозмутимо вобрал в себя Женин изумленно-восторженный взгляд. Саша же умел, узнавая ту или иную знаменитость, по-столичному не подавать вида.

— Положительный герой в поезде уже есть, — буркнул он, задвигая за собой дверь с зеркалом. — Но Городничего здорово сыграл, карьерную душу хорошо понимает.

Купе напоминало узкую комнатку в зоне «В», и разговор пошел сразу общежитский, правда, вдвоем они остались, кажется, впервые…

— Саш, а как у тебя с диссертацией?

Скинув ботинки, Женя подтянула колени к подбородку и обняла натруженные ленинградскими мостовыми ноги. Саша не отшутился, как обычно, а ответил серьезно:

— Прежде чем что-то писать, я должен решить основные вопросы, выяснить свои отношения с абсолютом. Свои, не чужие. Я понимаю, что философствование — это всегда изобретение велосипеда, но на свою дорогу можно выехать только на велосипеде собственного изготовления, пусть и кустарного.

— А когда я пытаюсь об этом говорить, все посмеиваются свысока. После практики на Ловозере наши сочинили пародийную программу конференции, мой доклад там называется «В чем смысл жизни на Крайнем Севере, или Как я перешла от грез к действительности».

— Такой иронией овладеть нетрудно, это свойство не из тех, что отличают хомо сапиенса от прочих тварей земных, даже обезьяны в зоопарке дразнят друг друга. Не обращай ты на них внимания, подражать только и умеют, ничего своего никогда не придумали. Вот несколько лет носились с экзистенциализмом, а потом как отрезало, даже слово это разучились произносить, выбросили как вышедшие из моды шмотки, не доносив. Я, может быть, эклектик, но каждый нормальный человек — путаник. И Достоевский, если на то пошло, — эклектик, и Бахтин, потому что они не жульничали, жизнь системой не уродовали.

— А как же религия? Это тоже система?

— Это душевный строй. Я не могу себя пока назвать верующим, я, пожалуй, деист. Церковность меня страшит. Некоторые делают вид, что пост блюдут, а сами в это время водочку попивают, да и прелюбы сотворяют.

Женя засмеялась, вспомнив смакуемый в их компании сюжет о том, как преподавательница старославянского допытывалась у Сашиной однокурсницы, что такое «прелюбы». Светлана мялась, краснела, подбирая приличные синонимы: это, мол, когда мужчина и женщина… А назвать надо было тип склонения.

— Я верю, что в каждом человеке, без исключения, — продолжал исповедоваться Саша, чувствуя непривычный прилив энергии, — в Достоевском, в старухе-процентщице, в Никите, в тебе, во мне, есть внутренний космос, назови его хоть душой, хоть духом. Многие его в себе губят, не добираются до своей глубины, но пока человек жив, шанс сохраняется, сколько бы ошибок он ни сделал…