Примордиум

Голос становился громче, все властней, и вскоре я узнал его! Я помнил его по тем временам, что мы провели на острове в кратере Джамонкин. Утомленный голос, когда-то привычно отдававший приказы, а потом в силу обстоятельств отрешившийся, уединившийся, потерявшийся…

Но так было раньше.

Дидакт!

– Выпрашивающий Знания, – сказал голос, заполняя пространство вокруг нас. – Нищенствующий Уклон. Так я назвал тебя, когда мы встречались в последний раз. Ты помнишь свое рождение? Помнишь момент, когда я подключил тебя к Домену и вверил контроль над всей обороной Предтеч?

Изображения, передаваемые Картографом, померкли и превратились в упрощенную анциллу.

– Это имя более не секретно, – ответила она. – Его знают все Предтечи.

– Ты узнаёшь того, кто назвал тебя?

Зеленый свет анциллы жег, словно кислота, но я не мог отвернуться, не мог счистить с себя эту ржавчину.

– Ты – не он, – сказала она. – Архитектор дал мне окончательные инструкции.

– Я – это он, а ты неискренен.

Кислота в голосе анциллы стала такой концентрированной, что казалось, она разъедает мои внутренности.

– Ты получаешь команды не от Предтеч, а это явное нарушение всех твоих инструкций, – сказал Дидакт. – Я тот, кто знает твое избранное имя, твое настоящее имя…

– Оно больше не имеет силы!

– Даже если так, я способен аннулировать твое исходное состояние, назвать твой код и дать тебе приказ остановиться. Ты согласен добровольно передать управление мне, своему создателю?

– Нет! Я внял Домену. Я исполняю желания наших создателей. Ты же этого никогда не делал.

Анцилла уменьшилась до разреза бесконечной глубины, до маленькой дуги из точек, то ли вырезанных, то ли выжженных в темноте. Дуга колыхалась, словно пламя.

Раздался сложный звук. Трудно было сказать, что он собой представляет – слова или цифры, передачу данных или команд.

Картограф наполнился голосом воина-служителя; казалось, будто он охватил все пространство и время. Дидакт жив, он вновь обрел власть. Возможно, стал более могущественным, чем когда-либо прежде.

– Бедная машина, – говорил Дидакт. – Бедная, несчастная машина. Твой срок вышел.

Анцилла взвилась в темноте как ужаленная – и исчезла. Вместе с ней скрылось почти все остальное.

Я обнаружил, что лежу, совершенно обессиленный, на твердой, прохладной поверхности, покрытый потом. Точно угли костра, угасали последние фрагменты дисплея Картографа. Боль в спине и боку была неописуемой. Я едва мог шевелиться и не видел ничего, кроме размытых силуэтов.

Связь с моим спутником – больным, измученным Предтечей – была прекращена. Паутину сорвало с моей руки. Меня убрали, отделив от Картографа.

Экстаз от контакта с ним сменился мучительным одиночеством.

Я услышал реальные звуки: голоса. А затем изумленный возглас.

Кто-то узнал меня – того, кем я был когда-то.

Голос в голове звучал теперь добрее:

– Я нашел тебя, юный человек. Я нашел вас обоих живыми!

Кто-то большой остановился возле меня, опустился на колено и протянул шестипалую кисть. Разорванная паутина на моей руке поднялась – так волосы встают дыбом перед ударом молнии в грозу – и обвилась вокруг толстого крапчатого предплечья серо-голубого цвета. Цвета совершеннолетнего воина-служителя.

– Ты был подключен и обучен, – сказал Дидакт. – У нас остались считаные секунды. Ты знаешь это колесо. Помоги мне спасти его.

Тотчас восстановился контакт с Картографом – более интенсивный и ясный, чем прежде. Меня вновь переполнил восторг. Теперь мой партнер – Дидакт.

Мы увидели красно-серую планету, наполовину прошедшую сквозь Ореол, чьи изувеченные плиты едва удерживались вместе раскаленными добела краевыми стенами.

Гравитация планеты – самоубийственный выбор Предтеч, стремящихся предотвратить дальнейший ущерб своему виду, – вот-вот завершит работу.