Принц Галлии (др. вар.)

— Я, конечно, прошу извинить меня, монсеньор, — отозвался он. — Но ваше сравнение Филиппа с лисой, впущенной в курятник, нельзя назвать удачным. Ведь куры, как-никак, стараются избежать смертельных объятий лисы, а вот женщины в большинстве своем даже не помышляют об этом. Они сами виновны в своих бедах. Кто им доктор, что их влечет к Филиппу, как мотыльков на пламя свечи, и они обжигают свои крылышки? Между прочим, сплетники поговаривают, что даже Констанца Орсини не устояла перед чарами Филиппа.

Герцог с трудом спрятал улыбку и отрицательно покачал головой.

— Сомневаюсь, — сказал он. — Филипп очень дружен с принцем Альфонсом и очень уважает его, чтобы соблазнить его жену. Это маловероятно.

— А вот насчет Марии Арагонской никаких сомнений нет, — продолжал гнуть свою линию Эрнан, войдя в раж. — Не зря же принц Фернандо Уэльва так взъелся на Филиппа. Еще бы! Ведь по милости вашего сына у него выросли ОТАКЕННЫЕ рога. — И Шатофьер поднял к верху руки, показывая, какие именно.

— Но, бесспорно, самая громкая и блестящая победа Филиппа, это принцесса Бланка. Рассказывают, что с королем едва инфаркт не приключился, когда он узнал о грехопадении своей старшей дочери.

Герцог кивнул.

— Да уж, слыхал я, что был отменный скандал. Впрочем, об этом романе так много говорят и говорят столь разное, что я даже не знаю, чему верить, а чему нет; трудно понять, где кончается правда и начинается вымысел. Так, по моим сведениям, Филипп собирался жениться на Бланке — и вдруг я узнаю, что король как-то впопыхах выдал ее за графа Бискайского. Вот уж не пойму зачем? — Герцог недоуменно пожал плечами. — Жаль, конечно, очень жаль. Бланка была бы отличной партией для Филиппа. Говорят, она хороша собой, умна, порядочна. К тому же отец сделал ее графиней Нарбоннской — еще когда прочил в жены Августу Юлию Римскому.

— М-да, славное приданное, — согласился Шатофьер. — Было бы весьма заманчиво присоединить Нарбонн к Гаскони. Если когда-нибудь Филипп вздумает потеснить своего дядю с престола, то он пожалеет, что в свое время не женился на принцессе Бланке Кастильской.

Герцог испытующе поглядел на Эрнана, но от комментариев воздержался.

«Новое поколение, — с грустью подумал он, устало потупив свой взор. — Молодое, неугомонное, воинственное. Боюсь, очень скоро придет конец шаткому миру в Галлии…»

По соседству, за живой зеленой стеной из плюща послышалось шуршание гравия под ногами идущего человека. Шаги были быстрыми, уверенными, они раздавались все ближе и ближе и замерли у входа в беседку.

Герцог поднял глаза и увидел на пороге невысокого стройного юношу двадцати лет с золотыми волосами и небесно-голубыми глазами. Его черный костюм, короткий пурпурный плащ и коричневые сапоги были покрыты свежей пылью, а пестрое перо на шляпе сломано. На красивом лице юноши блуждала смущенная улыбка.

— Вот я и вернулся, отец, — взволнованно произнес он. — По вашему зову.

Только со второй попытки герцогу удалось встать.

— Добро пожаловать домой, Филипп, — тяжело дыша, сказал он и, оперевшись рукой на край стола, сделал один неуверенный шаг навстречу сыну. — Я рад, что ты вернулся ко мне… — Тут голос его сорвался на всхлип. Преодолевая внезапную слабость, он быстро подступил к Филиппу и после секундных колебаний крепко обнял его за плечи. — Прости меня, сынок. За все, за все прости…

Филипп тоже всхлипнул. На глаза ему набежали слезы, но он не стыдился их. Только теперь он в полной мере осознал, как не хватало ему раньше отцовской любви и заботы. На протяжении многих лет между двумя родными по крови людьми стояла тень давно умершей женщины — жены одного, матери другого. Она мешала им сблизиться, понять друг друга, почувствовать себя членами одной семьи; она была камнем преткновения в их отношениях. И понадобилось целых два десятилетия, чтобы она, наконец, ушла туда, где ей надлежало быть — в царство теней, освободив в сердце мужа место для сына, а сыну вернув отца…

Вскоре у фонтана перед беседкой собрались почти все придворные герцога, а тот, отступив на шаг, все смотрел на Филиппа сияющими глазами. Впервые он видел в нем своего сына, свою кровь и плоть — а также кровь и плоть женщины, которую любил больше всего на свете.

— Господи! — прошептал герцог. — Ведь у тебя материнская улыбка, Филипп!.. Как я не замечал этого раньше?

— Раньше я никогда не улыбался в вашем присутствии, отец, — тихо ответил ему Филипп, глотая слезы. — Теперь буду… Обязательно буду…

10. БЛАНКА КАСТИЛЬСКАЯ