Принц Хаоса

— Он твой пленник, мама? Ты его где-то заперла, в каком-то месте, где он не может побеспокоить тебя, не может вмешаться в твои планы?

Дара быстро сделала шаг прочь от стола, едва не оступившись.

— Гадкий ребенок! — сказала она. — Ты совсем как он! Зачем ты так похож на него?

— Ты боишься его, верно? — сказал я, внезапно сообразив, что в этом-то все дело. — Ты боишься убить Принца Янтаря, даже имея на своей стороне Логрус. Ты держишь его где-то взаперти и боишься, что он вырвется и разрушит твои самые последние планы. Ты в страшной панике от того, что тебе приходится держать его вне действия.

— Нелепо! — сказала она, отступая, пока я огибал стол. На ее лице было выражение неподдельного страха. — Это всего лишь твои догадки! — продолжала она. — Он умер, Мерлин! Убирайся! Оставь меня одну! Никогда больше не упоминай его имени в моем присутствии! Да, я ненавижу его! Он мог уничтожить всех нас! И уничтожил бы, если б мог!

— Он не умер, — заявил я.

— Как ты можешь говорить такое?

Я задушил желание рассказать о том, что говорил с отцом — прикусил язык.

— Только виновный протестует так сильно, — сказал я. — Он жив. Где он?

Она подняла руки и, повернув ладони к себе, скрестила их на груди, локтями вниз. Страх ушел, гнев ушел. Когда она вновь заговорила, что-то похожее на насмешку, напоминающую ее обычный настрой, блеснуло в голосе:

— Тогда ищи его, Мерлин. Всеми путями ищи его.

— Где? — потребовал я.

— Ищи его в Преисподней Хаоса.

Пламя появилось у ее левой ноги и начало охватывать ее тело против часовой стрелки, завиваясь спирально вверх, оставляя за собой вспыхивающую красным линию огня. Пламя достигло ее макушки, и мать полностью скрылась в огненной волне. Затем с легким шипящим звуком пламенный кокон исчез, забрав ее с собой.

Я подошел и опустился на колени, ощупывая точку, где стояла мама. Она была слегка теплой, и — все. Хорошее заклинание. Никто не учил меня ничему подобному. Обдумав все это, я сообразил, что мамочка всегда обладала особыми способностями на заклятия прихода и ухода.

— Призрак?

Он станцевал долой с моего запястья, чтобы зависнуть в воздухе передо мной.

— Да?

— Тебя по-прежнему что-то удерживает от путешествия сквозь Тень?

— Нет, — отозвался он. — Запрет снят, как только исчез Знак Логруса. Я могу путешествовать… и в Тень, и обратно. Я могу обеспечить перемещение для тебя. Ты хотел бы этого?

— Да. Проведи меня в галерею наверху.

— Галерею? Я нырнул из залы Логруса прямо в темное море, папа. У меня нет уверенности относительно того, где здесь земля.

— Неважно, — сказал я. — Я справлюсь сам.

Я активизировал спикарт. Энергия из шести его зубцов свернулась спиралью, забирая нас с Призраком в клетку, затягивая вихрем вверх, к моему желанию в Лабиринте Искусства. Когда мы уходили, я попробовал организовать вспышку пламени, но не было возможности выяснить, достиг ли я чего-нибудь. Можно лишь удивляться, как другим — действительно умелым — удается наработать свои навыки.

7

Я доставил нас в Лабиринт, в тот жуткий зал, что всегда дарил старому главе Всевидящих клочок счастья. Это был сад скульптур без внешних источников света, но с небольшими светильниками у оснований огромных глыб, делавших зал в несколько раз темнее. Пол был неровный — вогнутый, выпуклый, ступеньками, складками — с положительной сферой в качестве доминирующего изгиба. Трудно было оценить протяженность зала, ибо он казался разных размеров и контуров, в зависимости от того, где встанешь. Грэмбл, Лорд Всевидящих, повелел отстроить его без каких-либо ровных поверхностей — и я уверен, что к работе привлекали уникального мастера теней.

Я стоял возле чего-то вроде сложной оснастки отсутствующего корабля или же хитроумного музыкального инструмента, пригодного, чтобы на нем бренчали титаны, — и свет превращал его линии в серебро, бегущее словно жизнь из тьмы во тьму внутри некой едва заметной рамы. Иные сегменты выдавались из стен и свисали, как сталактиты. Я прошелся, и то, что казалось стенами, стало для меня полом. Сегменты, что, казалось, стояли на полу, теперь выступали из стен или опирались друг на друга. Пока я ходил, зал изменил облик, и через него потянуло сквозняком, вызвавшим вздохи, гудение, жужжание, перезвон. Грэмбл, мой отчим, получал явное удовольствие от этого зала, тогда как для меня он являл длинное символическое упражнение в неустрашимости перед приключениями по ту сторону его порога. Но когда я стал старше, то тоже начал наслаждаться им, частично из-за редкого frisson[16], которым он награждал мою юность. Хотя теперь… Теперь мне просто хотелось побродить по залу несколько мгновений, ради минувших дней, раскладывая мысли по полочкам. Их было чертовски много. События, которые большую часть моей взрослой жизни ввергали меня в танталовы муки, казались теперь невероятно близкими к объяснению. Я не был счастлив от всех тех возможных решений, что ворочались у меня в голове. Неважно, которое из них всплывет наверх, главное, что оно разобьет мое неведение.

— Папа?

— Да?

— Что это за место? — спросил Призрак.