– Зачем мне лгать? Я бы не стала тратить столько сил и терпения на обычного мальчишку. – Голос Никс оставался доброжелательным, но маниакальная улыбка портила всё впечатление. – И ты не ошибаешься. Ты не похож на нас. Твой дар уникален, ты разве не замечал, как все вокруг относятся к тебе?
Я закрыл глаза и сжал губы, потому что я замечал. Может, ей казалось это волшебным. Но лично для меня это было равносильно смертельному приговору. Потому что она не знала, что скрывается под ширмой, никто и никогда не хотел знать, что там. Никто не знал, что таится под обёрточной бумагой всеобщей неконтролируемой любви.
– Мы сможем тебе помочь, – мягко сообщила Никс, утирая влажную дорожку на моей щеке. – Мы сможем прекратить это. Вместе.
– Отойди. – Прошипел я, распахнув глаза. Никс выглядела удивлённой, но сразу поднялась на ноги и отступила на шаг. – Не подходи ко мне! Не подходи, слышишь?! Я не желаю тебя видеть! Не хочу иметь дело ни с одним из вас.
– Ты не понимаешь, от чего отказываешься. – Её шёпот превратился в шипение. – Только мы можем обеспечить тебе достойную жизнь. Ты не спасёшь себя сам.
– Уходи. Уходи отсюда!
Выражение её лица изменилось. Множество складок начали рассекать кожу, когда брови сошлись на переносице, глаза сощурились в щелочки, а улыбка сменилась оскалом. Ей не надо было видеть, как тряслись мои коленки, такие, как Никс, точно знают о страхе, который они вызывают.
– Однажды тебе придется это принять. – Никс выплюнула это с гневом и обидой.
В тот день я вернулся домой поздно. Мама выглядела обеспокоенной, а папа ругался очень долго. Говорил, мне не стоит забывать, что у меня есть семья, которая за меня волнуется. Сейчас я думаю, что если бы он знал, что произойдёт парой дней позже, он бы всё отдал, чтобы я в тот день домой так и не вернулся. У них нет лиц, нет голоса и цветов. Они в моей голове – размытые пятна из мяса, крови и выпученных глаз. А их слова просто текст, который я знаю…
– Но я отказался. Убежал, если точнее. – Я передёрнул плечами, будто пытаясь сбросить с плеч то, что цеплялось за меня колючими пальцами всё это время.
…Я знаю, что в этот же вечер глубоко порезал свою руку. Давайте не будем забывать, что во мне воспитали ненависть. Ненависть нашла выход, и она требовала избавиться от того, кого не принимает общество. Мир старался сделать так, чтобы я всем сердцем ненавидел своё существо. И в тот вечер я бы мог поздравить его с успехом. Я бы сказал, насколько больно это было, но не помню.