Супруга маршала Люксембургского, которой господин де Вольтер послал рукопись своей трагедии, написала ему: «Посылаю Вам обратно Хореста с моими замечаниями», а он ответил: «Я прочту их, госпожа маршальша, но вынужден заметить, что у моего Ореста нету Х»[169]
.Госпожа д’Эгмон[170]
выделялась среди женщин, как ее отец Ришелье — среди мужчин, но писала скучно или вульгарно, или невнятно.Генриетта Орлеанская, герцогиня и принцесса де Монпансье[171]
, верно, писали изрядно; после тонкого и точного стиля Вуатюра, Бальзака и герцогини дю Мен[172] заметны лишь госпожи де Ментенон и де Севинье[173]. Генрих IV писал сердцем и шпагой; спорю, что таковы были и письма Крийона[174].У кардинала Ришелье было слишком много от Буаробера[175]
, а у Людовика XIV больше рассудка, нежели ума.Я видел письмо Людовика XVІ к миледи Спенсер[176]
, не просто вежливое, но обходительное, любезное, даже добродушное, которое не мог бы написать его прапрадед.Что до Французской академии, то я могу назвать двух-трех маршалов Франции и двух-трех прелатов, которые не знали ни языка, ни орфографии. Это почти педантство, любезный виконт! Хорошо, что вчера я не успел Вам это сказать. Сегодня ничего не опасайтесь и приходите вечером доставить нам удовольствие
Принц де Линь графу де Варжемону, Теплице, 18-го[179]
Вы весьма обходительны, любезный граф, и я спешу уведомить Вас, что Вы таковы и все делаете очаровательно. Если бы все носили такую прелестную прическу а-ля Тит[180]
, как Вы, то говорили бы не о прическе, а об обаянии Тита.Я предпочитаю милосердие этого Тита, а не Метастазио[181]
. Эгле говорила бы всякий месяцВаша посылка пришлась мне менее по душе, мы об этом еще поговорим. Но хотя я принужден считать ее очаровательной, я не решусь Вам сказать, что нельзя ничего улучшить.
Почаще рассказывайте, любезный граф, и полагайтесь на мою нежную дружбу.
В моих бедных ноэлях я оболгал Мазаньелло[183]
. Я оговорил его рифмы ради и дабы позлить любимого мной автора, доказав, что рифма зачастую подводит разум. Она говорит Вергилий, а он так и не смог осмеять Кино[184]. Ровно так же маркиз де Бонне[185] срифмовал в забавной эпиграмме мою бедную фамилию: Линь — поэт, сгинь.Он облыжно уверяет, что я не захотел ею воспользоваться, и тотчас сочинил эпиграмму на Ланжерона.
Его ноэли прелестны; я рад, что он забыл о моих персонажах; да, кстати, вот эти для Вас:
Если бы я знал какой-нибудь недостаток у графини де Варжемон, был бы и для нее куплет, но вместо этого я приветствую ее в прозе и имею честь засвидетельствовать свое почтение. Вы доставили мне превеликое удовольствие.
Все мое семейство благодарит Вас, Вы были Титом нашего утра. Жаль, что приступ ревматизма не заставил Вас остаться на весь день. Примите, любезный граф, новое изъявление моих чувств и должного к Вам почтения. Если наш друг Бюлер[187]
приедет сюда, как мне хотелось бы, а не в Карлсбад, мы будем иметь удовольствие поговорить о Вас.Теплице, сего 18-го.
Княгиня Зинаида Александровна Волконская (1792–1862)
З. А. Волконская была дочерью князя А. М. Белосельского-Белозерского, автора сочинений на русском и французском языке, давнего и доброго знакомого принца де Линя. В 1811 г. она вышла замуж за егермейстера князя Н. Г. Волконского, сопровождала вместе с мужем Александра I во время его заграничных походов, несколько лет жила в Европе, посетила Теплице, Прагу, Париж, Вену, Верону, приобрела известность как исполнительница оперных партий на сценах домашних театров. В 1817 г. вернулась в Петербург, в 1824 г. переехала в Москву, где стала хозяйкой знаменитого литературного салона. Автор поэтических и прозаических сочинений, преимущественно на французском языке («Четыре повести», 1819, «Славянская картина пятого века», 1824). С 1829 г. до конца жизни жила в Риме, перешла в католичество.
Принц де Линь. Послание (черновой вариант)[188]