Читаем Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами полностью

Так велика ее простота, что сочли незнающие делом самым почтенным незнанием щеголять: но в том не преуспели, и коль скоро лишились мы незнающих в том же роде и ей немногим уступающих, как то Монтескье, частенько подобными же вздорами забавлявшийся, Вольтер, к ее незнанию ревновавший, Руссо, вялости ее слога могший позавидовать, принуждены мы от их имени выписать ей сей аттестат в незнании, не надеясь никогда с нею сравняться: однако ж льстим себя надеждой, что в деле сем знаем толк.

Вследствие чего объявляем ее не знающей вовсе ничего и братьям и сестрам ее возлюбленным ставим в пример, дабы следовали они по ее стопам. Ибо так нашей душе угодно.

Людвиг Кобенцль. А. Д. Мамонов. Линь. Нассау. Сегюр

Принц де Линь [Диплом о незнании] [1787][578]

Верным друзьям нашим, незнание привечающим, а от дверей любой академии удаляющимся, привет. Получив от славной незнающей прошение об аттестате, потребном для того, чтобы вступить в пользование правами, привилегиями, прерогативами и льготами, нашей августейшей корпорацией предоставляемыми, предписали мы ей вручить нашему секретарю доказательства и грамоты, на коих она оное прошение основывает. И коль скоро следует из сих подлинных документов, что:

1) вышеозначенная незнающая ни читать, ни писать не умеет;

2) ни на одном языке говорить красно не способна;

3) в малых владениях своих насадила незнание самое удовлетворительное, загасивши яркий свет нетерпимости, заменивши древние и почтенные обычаи такими законами и указами для дворянства, купечества и стражей, ее земли охраняющих, какие по вкусу могли бы прийтись только незнающим вроде Монтескье, Локка и проч.;

4) мысли об истории ее прихода, под ее диктовку записанные[579], чуждаются благородного педантства и изящного многословия, какое отличает все истории мира, монахами и отцами церкви сочиненные;

5) вместо того чтобы приходы свои охранить от шарлатанства и безумств мистических ученою методой и властным произволом, ограничилась она тем, что сии заразительные безумства высмеяла в комедиях[580], где морали, веселости и острого ума полно, а учености нет ни капли;

6) составила она словарь на двух-трех сотнях языков[581]

, с благородной целью множество других толстых книг отменить и сделать так, чтобы никто их не читал;

7) наконец, предоставила тысячу других доказательств полного незнания всего, что касается до практической философии, которую по незнанию своему предпочитает она философии умозрительной, и стремления мораль почерпывать в собственном сердце, а не в книгах преподобных отцов-доминиканцев,

по всем этим причинам, желая прошение истицы удовлетворить, мы ей выдаем, даруем, уступаем, жалуем аттестат в незнании и желаем, чтобы вследствие сего смогла она принимать участие в наших собраниях и после нас в оных председательствовать, невзирая на протесты всех академий европейских.

Как мы наше имя написать не умеем, вместо сего ставим крест.

Екатерина II. [Грамота о незнании][582]

Я, из незнающих самая незнающая, имею два аттестата подписанные: под первым подписи поставили пять владетелей, себя незнающими объявивших, под вторым — почтенный собрат, утверждающий, что имя свое написать не умеет и посему ставит вместо подписи крест, однако ж утверждает он сие в двух строках весьма четко выведенных и без единой ошибки против орфографии, а креста никакого в конце сего аттестата не видать, по каковой причине объявляю я свои права незнающей стесненными по вине секретаря или составителя оного аттестата, ибо говорит он, что имеет доказательства и грамоты, на коих я свое прошение основала. Но как не представляла я ему никогда ни доказательств, ни грамот, ни прошений, сомнительно, чтобы он их видеть мог. Засим заблагорассудилось ему мои права не на том основать, на чем должно. Права мои во мне самой заключаются и нигде кроме. Вот в чем состоят:

1) Родилась я незнающей.

2) Никогда ничему не училась, разве что читать и писать, да и то недолго.

3) Сама только то и делаю, что с пятого на десятое перескакиваю, а сие для науки отнюдь не сподручно.

4) Никогда не случалось мне чужие речи слышать без того, чтобы не взяла меня охота из сих речей кое-что исключить или кое-что к ним прибавить, не оттого, Бог свидетель, что желаю себя знающей выставить, но исключительно оттого, что желаю сбыт этого товара, который, признаюсь, может нам порой очень сильно пригодиться, облегчить для себя и собратьев своих.

5) Наивернейшее доказательство незнания моего сводится к шести бесценным словам; сей Палладиум незнающих в том заключается, что там, где недостает мне образования, говорю со всем смирением: Я об сем ничего не знаю[583]

.

6) Никакой ученый лучше не скажет.

7) Сказанные ученые на мои вопросы отвечать не умеют.

8) Нет у меня грамот о познаниях и учености ни от какой компании, которая ими промышляет.

9) Я спорить не люблю.

10) Других слушаю охотно.

11) Надеюсь, что все доказательства сии вместе собранные за меня говорят со всею очевидностью[584].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов
Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов

Перед читателем полное собрание сочинений братьев-славянофилов Ивана и Петра Киреевских. Философское, историко-публицистическое, литературно-критическое и художественное наследие двух выдающихся деятелей русской культуры первой половины XIX века. И. В. Киреевский положил начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточно-христианской аскетики. П. В. Киреевский прославился как фольклорист и собиратель русских народных песен.Адресуется специалистам в области отечественной духовной культуры и самому широкому кругу читателей, интересующихся историей России.

Александр Сергеевич Пушкин , Алексей Степанович Хомяков , Василий Андреевич Жуковский , Владимир Иванович Даль , Дмитрий Иванович Писарев

Эпистолярная проза
Письма к провинциалу
Письма к провинциалу

«Письма к провинциалу» (1656–1657 гг.), одно из ярчайших произведений французской словесности, ровно столетие были практически недоступны русскоязычному читателю.Энциклопедия культуры XVII века, важный фрагмент полемики между иезуитами и янсенистами по поводу истолкования христианской морали, блестящее выражение теологической проблематики средствами светской литературы — таковы немногие из определений книги, поставившей Блеза Паскаля в один ряд с такими полемистами, как Монтень и Вольтер.Дополненное классическими примечаниями Николя и современными комментариями, издание становится важнейшим источником для понимания европейского историко — философского процесса последних трех веков.

Блез Паскаль

Философия / Проза / Классическая проза / Эпистолярная проза / Христианство / Образование и наука
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза