Принцип бумеранга

Взгляд её был жестким, колющим в самое сердце, но голос мягким, убаюкивающим и даже добрым. Совсем не таким, как четыре месяца назад, в дежурной части, когда она, увидев своего ребенка избитым и лежащим на грязном полу камеры, испуганно рыдала, будто сирена, а её муж умолял, ничего не оформлять. Олег хорошо запомнил, что парню в Лондон поступать, и нужна чистая биография. Пожалели, отпустили с миром, даже умыться помогли и какие-то примочки на избитое лицо сделали. Жить будет, синяки через месяц сойдут. «Кого ни разу не били, тот жизни не знает», – напутствовал Семенов подростка, прощаясь с ним и, по-мужски, пожимая ему и его отцу руки. А отец паренька соглашался и клялся, что ни одна живая душа не узнает о случившемся той ночью. Убеждал милиционеров, мол, понимает, наследник его сам виноват в произошедшем. Перепило дитятко по случаю шестнадцатилетия. С кем не бывает, кто не был юн да горяч. Обещаний мужчина не сдержал.

– Ты хорошо понял? – строго повторила госпожа вопрос.

Олег хотел возразить, но женщина этого не позволила:

– И скажи спасибо, что я и тебя не посадила вместе с этими уродами. Маму твою жалко стало. Да, и сам ты молоденький еще, не ломать же тебе жизнь…

Нужные слова, такие справедливые и правильные, предательски встали в горле комом. Олег не отводил взгляда от красивого женского лица. Умеет ухаживать за собой, и возраст ее не угадаешь. Статус обязывает.

– И еще, запомни нашу фамилию. Добреевы. Хорошая фамилия, правда? Запомнил? Добрые мы люди, добро несем, весь город имеет работу и доход, благодаря мне. Надумаешь, уходить из этой помойки, найди меня, я тебя пристрою, не пожалеешь. Твоя фамилия, Рассказов. Кажется, сын телефонистки из расформированного ракетного полка на окраине города. Славная женщина. Мается одна всю жизнь на нескольких работах сразу. Тебя сначала вырастить надо было, а теперь помочь жизнь взрослую начать. Так ты помни мою доброту, мальчик. Одумаешься еще, может, и начнешь жить, как человек, а не слуга…

Добреева добродушно улыбнулась, покровительственно потрепала Рассказова за давно нестриженый вихор, и из того, как грациозно села за руль, было понятно, – ей абсолютно не важно, что может сказать собеседник в ответ, да и будет ли отвечать. Она главнее всех. Она выше самого Бога, которого её нечестный муженек неустанно поминал в ту суматошную ночь в райотделе.

«Слуга слуге рознь, и лучше служить всему народу, оберегая его покой, чем одному буржую, набивая его карманы деньгами, отнятыми у простых людей», – так считал, дед Олега, – советский офицер, и Рассказов мог бы сказать об этом купчихе первой гильдии, но поздно вспомнил. Через секунду о богине уже ничего не напоминало, помимо дивных звуков скрипки Ванессы Мэй, тихо игравшей в салоне исчезнувшего за поворотом топового седана.

– Постой, Олег, – Хворостов, проводив уважительным взглядом машину Добреевых, недоуменно посмотрел на одноклассника. – Ты что? Ты из этих? Ты в ментовку подался?

– Ну, да, – ответил Рассказов. – А что?

– И даже не в отдел по экономическим, – уточнил Виктор, усмехнувшись. – Ну, или, на крайняк, в гаи… В пэпээс…

– Не могу понять, над чем ёрничаешь. Да, я в роте патрульно-постовой службы. Пока стажёром…

– Ты совсем того? – возмущённо перебил друг. – Ты реально не понимаешь? Это же почти низшая милицейская каста. Ты бы ещё в трезвяк влез, с обосанными, обрыганными алкашами разбираться…

– Да, ну, тебя, мелешь ерунду всякую, – отмахнулся Олег, сочтя слова одноклассника за неудавшуюся шутку. – А что, Анна не говорила тебе?

Виктор отвёл взгляд, и Олег понял, что школьный друг хочет, но не может сказать. Однако, обернувшись на внезапные крики за спиной, переспросить не успел.

– Что, проститутка!? Взял!? Сколько!? – кричал, обычно невозмутимый, Пашка Краснов на Жучкова, схватив того обеими руками за шиворот рубахи и резко дернув на себя, наплевав, что сопернику и без того тяжело стоять.–Сколько эти твари тебе сунули?!

– За базаром следи! –участковый ударил Краснова по руке и, едва устояв на больных ещё ногах, потребовал. – Пусти!

– Паха, брось его! Ну, его к чёрту! – Краснова оттащили другие милиционеры роты. – Не надо о дерьмо мараться.

–А мы и без того замаранные, и одним больше, одним меньше, ничего уже не поменяет, – не согласился Краснов, вновь подойдя к Жучкову вплотную.

– Да, да, взял, – прошипел участковый, отворачивая лицо от неотступного, прожигающего насквозь взгляда коллеги. – Что? Долго ещё на копейки подъедаться? Или ты не берешь? По карманам у мужичков, подвыпивших, не тыришь? Честный весь такой да? Дядя Паша – милиционер…

– Беру! Беру, падла! – Краснов опять схватил Жучкова за воротник и, будто задыхаясь, проорал. – Но я своих никогда не сдавал! Те, у кого беру, меня не знают, я их тоже видел первый и последний раз! Они все равно бабки свои пропили бы, и копейки до дому не донесли бы! А так никому не плохо! Все живы, здоровы! Никто не в тюрьме, не в могиле, не в больничке! Понял, ты, мразь?!

– Уймись, идиот! – ответил участковый. – А то наорешь сейчас тут на срок себе, а меня обвинишь. Люди слышат.