Принцип неопределенности

Музыканты сменили тему. Плач духового инструмента и гулко-долгий редкий выход синтезатора слились в единый глубокий звук. Изредка прерываясь коротким соло саксофона, словно бы извинявшегося за общую атмосферу тоски.

Я последовал его примеру, пригласив Ози.

— Ты сказал, что выиграл у джедая. И он был вынужден подчиниться твоим требованиям? — спросила она.

— Он сильно проигрался мне в карты, — ответил, я, стараясь не сбиться с ритма.

Я же был рад, что Сила может помочь во многих делах, в том числе и в том, чтобы не оттоптать ноги партнерше. Даже не знаю, насколько я был ужасен.

— Мужчины! — она пренебрежительно фыркнула. — Всегда играете в игрушки.

— Просто с возрастом они становятся больше, дороже, и опаснее. Вся жизнь игра. И сыграть хорошо — наш долг.

— Перед кем?

— Перед собой разумеется. Мы должны только себе и больше никому на свете.

— А Реван? Он играет для публики. Как и все джедаи. Выбивается из твоего обобщения.

— Даже говоря, что он думает только о благе всех окружающих, ему нравится осознавать, что он хорош и многое может. Ему нравится чувствовать себя правильным джедаем. И я не спешу покушаться на его убеждения. Они мне даже нравятся этим. Но сам я их не разделяю. А игра… он играет по-другому, по иным, самим для себя установленным правилам. Но тоже для себя.

— У тебя прямо-таки стройная система всеобщего эгоцентризма.

— Да, я отстроил ее очень давно. Пока она не давала трещин.

— Смотри, она его, кажется, соблазняет?!

Я оглянулся, кружась с Ози. Солан почти повисла на Реване.

— Романтичная натура. Ее возбуждают джедаи?

— Вроде того. Рыцари без страха и упрека. К тому же физически развитые. Но ты не рыцарь.

— Нет, я посланник хаоса, — сказал я, отвлекшись на мысли о вероятности дальнейшего развития отношений.

— И что ты собираешься ввергнуть в хаос? — она игриво улыбнулась.

— Всю галактику. Но сегодня начну с тебя, — я слега ее приобнял.

— Я уже трепещу.

— Давай немного посидим. Выпьем, погрустим о судьбе галактики.

— Пойдем, — она согласилась.

Ревана не отпустили, эстафету сменила Эрти.

— Ты говорил про дом, — сказала Ози.

— Что его у меня нет.

— Почему?

— Я потерял его. И никогда не смогу найти среди миллионов чужих звезд.

— А мой меня не принял.

— Как так? — в действительности не удивился я. Не везде по достоинству могут оценить рекламу лоботомии, пусть и не делавшей из человека идиота в потребительском и функциональном смысле. Хотя дистрибьюторами табачных компаний также зачастую работают симпатичные девушки. Кому, как не им торговать забвением.

— Я выросла здесь, в этом блоке. Моя семья переехала с Панторы, когда я еще не родилась.

— И ты попробовала вернуться, — разумно предположил я.

— Да. Но на меня смотрели, как на иностранку. Туриста. Или как на женщину, которая должна знать свое место. И никто не воспринимал меня хоть с какой-то серьезностью. Тысячи лет наш мир жил замкнуто, нас даже считают экзотами, хотя мы просто генетически измененные люди. Но судя по мне, дело в культуре, а не в видовых особенностях.

— Насколько сильны отличия?

— Настолько, что считаемся другим видом. У нас холодная родина и мы приспособились выживать в ледяной пустыне. Но культурные еще сильнее.

— Там красиво? — спросил я, хотя и услышал «ледяная пустыня». Но в смертоносном пейзаже тоже может быть своя красота.

— Красиво. Хотя и немного однообразно. А жизнь, на мой взгляд, неимоверно скучна. Там не умеют ни веселиться, ни задумываться о себе. Довольствуются таким малым, когда от мира можно взять намного больше.

— Может нужно время, чтобы приспособиться?

— Нет, там нужно родиться. Все кто родился в самых центральных мирах в городах без четких краев и границ, как географических так и догматических не могут найти понимания в таких мирах.

— У меня на родине тебя тоже бы не все поняли, — я грустно улыбнулся.

— Почему?

— Потому что с непонятным мне мазохизмом ставят интересы общества, а в действительности его верхушки выше своих собственных. Вместо того чтобы договориться коллективно защищать свою свободу. И только таким образом общество, в действительности состоящее из отдельных людей и может себя защищать. И непонятно — то ли они этим положением наслаждаются, то ли все они подспудно понимают, в чем же они находятся и из зависти тянут всех отдаляющихся из этого состояния обратно в свое болото. «Мы этого не имеем и ты не выпячивайся». Да и в целом у нас уважают различные табу и запреты, мракобесие процветает, как никогда ранее. Традиционное общество, как-никак.

— Меня и на Панторе не поняли. В столице точно не традиционное общество. Уже как не одну тысячу лет. Но я еще не считаю допустимым включаться в виртуальную реальность навсегда, или встраивать в свою голову нейроядро[4]. Это выше моего понимания. Перестать быть чувствующем существом. Стать почти машиной…

— Я вообще не понимаю всерьез все эти киберимплантации. Неужели для того, чтобы иметь интересную жизнь так нужны эти разъемы в голове? Я может и «исходник», как ты говоришь, но меня это устраивает.