Я пробрался в душ, где с трудом выбрал один из тридцати представленных сортов жидкого мыла. Тут проблема выбора встала в полный рост — эмоционального отклика на эти разноцветные баночки я не имел. Класть на весы лимбической системы было нечего и пустые чаши уныло качались туда-сюда. Маркетологи не ставят своей целью упростить нам жизнь, а вот увеличение прибылей — их единственное фанатичное устремление. И в нем они добились недостижимых высот. Добавь в жидкое мыло немного какой-нибудь херни, назови по-другому и можно поднять цену в два раза, заодно сбив с толку покупателя. Может эта дрянь и полезная, но того как правило не стоит.
Ози успела проснуться, пока я шумел в душе. Но еще валялась в постели — я сумел ее вчера утомить. Да и сам устал — молодой и возможно еще растущий организм уже требовал питания.
— Зачем тебе столько вещей? — она показала на забитую предметами мою сумку. Нагота ее совершенно не стесняла — традиции как минимум этой планеты были далеки от средневековых христианских ценностей.
— Все нужное в дороге. И для выживания.
— Тяжелая сумка. Ты уже уходишь?
— Вроде того. Меня ждет еще множество дел.
— Не задержишься? — Она обиделась? У нее самой было чем заняться — я был абсолютно в этом уверен.
— Нет. Иначе останусь здесь навсегда.
— Ты мог бы и остаться, — предложила она. Секс без обязательств не все, что ее интересует?
— Я увидел еще не все.
— Что ты еще не видел? — нагишом она смотрелась весьма соблазнительно, — может, я тебе покажу?
— Нет. То, что я хочу увидеть и понять, лежит за пределами этого города. Далеко за его границами. Может, за границами обычного миропонимания.
— Тогда удачного пути, — она отвернулась. Обиделась.
— Спасибо, — все равно ответил я. — Всего наилучшего. Вряд ли мы когда-нибудь встретимся. — Я поцеловал ее на прощание. Произошло все без особой горячности.
— Прощай.
Я вышел в коридор общежития. Или гостиницы. Трудно сказать, как правильно именуется это заведение. Почти все жители Корусканта не имели собственного жилья и снимали в зависимости от своего достатка карликовые квартиры, микроскопические комнатки или спальные ячейки в ночлежках. Клаустрофобия, верно, была смертельным заболеванием в столице. Квартира, привычная землянину, была шиком, доступным самым обеспеченным гражданам. При том, что другие услуги и товары строили смешные деньги. Но места тут на всех не хватало — и включался более древний, чем само человечество механизм ограничения численности популяции. Индивидуумы, оставшиеся без своей собственной «охотничьей» территории и, следовательно, без перспектив привлечь брачного партнера, не участвуют в размножении.
Разумеется, сексом это заниматься не мешает, — популярная в цивилизованных частях Республики безусловная контрацепция очень этому помогает. В нее включается все методы, которые стопроцентно не дадут завести детей до тех пор, пока с этой целью специально не обратятся к врачам. Один из самых удобных способов у носительниц XX-хромосом заключается в том, чтобы сдать свои зиготы на хранение в одну из множества клиник по «планированию» семьи. Благо заморозка в карбоните надежно защищает их от разлагающего влияния энтропии. И бич современного земного общества — увеличение с возрастом женщины шанса на генетические отклонения у ребенка минует тех, кто заблаговременно сдал «свое будущее» на хранение. Да и презервативы из более удачных материалов, нежели латекс — не оценить по достоинству нельзя.
Но, видимо на Набу эти достижения контрацепции не завезут и через тысячи лет.
Мое насквозь техногенное мышление, легко позволяет понять, как устроена и по каким законам эволюционировала местная техносфера и как ее можно использовать не хуже местных. Или же то, как они сами могут ее использовать. Но только предполагать — истина, далекая от рациональной оптимизации может быть бесконечно далекой от моих предположений.
Привычка нестандартно мыслить в просторах изометрии технических сооружений и обостренная математическая интуиция не способны помочь мне понять устройство этого общества. Я чувствую себя, как рыба, выброшенная на берег. Не знаю ни местных законов, ни табу и негласных правил. Привычный мне набор образов и правил, благоприятную атмосферу, которая всегда меня окружала, удалили в одно мгновение — и утрата столь привычной вещи, что ее уже перестаешь замечать ударила по мне взрывной декомпрессией, превращая ткань легких в рыхлый поролон… Но один мой знакомый пилот это пережил, хотя это его и сломало. Но он все равно упрямо хромал, несмотря ни на что, к своей жуткой цели. Оставалось впечатляться его целеустремленности, и брать с него нездоровый, но сильный в своем безумии пример.