Принцип неопределенности

– Водоизмещающих судов, плавающих на поверхности моря? Есть такие и на многих планетах Республики, как и погружающиеся под воду. Те же Мон-Каламари, сотню лет назад построившие эту посудину, живут на поверхности моря и на его берегах, а их соседи по планете, куаррены, вообще на дне той же планеты. Они много таких судов используют. Но воевать на них? Странная идея.

– Наверно, поэтому «шлюха» так похожа на подлодку, — догадался я.

– Более чем возможно, а это не опасная затея? Атаковать, находясь под водой? — заинтересовался кэп.

– Не опаснее, чем находиться в вакууме. Многие моряки погибли, так и не поднявшись на поверхность.

– Зачем они это делали? — спросил неожиданно капитан.

– Что делали? — удивился я самому вопросу.

– Уничтожали транспорты. Это же не военные цели.

– Они везли материалы и вооружение, — недоуменно ответил я. — Одна сторона не могла вести блокаду морских портов другой и оттого уничтожала корабли в пути. Просто оптимальные действия по уничтожению вражеской военной мощи. Ничего личного, как говорится, просто бизнес.

– Вместо этого можно сделать достаточно боевых кораблей и блокировать порты, — предложил он. — Хотя я их и понимаю. Но у нас с таким ожесточением воюют только на внешнем кольце. Особенно ударенные на голову. Известная аксиома — война между планетарными системами экономически выгодна только при тотальном превосходстве, а тогда, как и Республика — можно позволить себе быть разборчивым в средствах.

– У них не хватило на это сил, но они думали, что подводная война прекратит поставки на островное государство, с которым шла война.

– Тогда не стоило начинать войны, если не уверен в своих силах.

Его бы слова да в уши политикам. Я разогнал воздух перед лицом. Хотя корабль остывал, мне стало только жарче — в отсутствии силы тяжести естественной конвекции тоже не было. А сидели мы неподвижно на одном месте.

– Правитель этой страны был вполне уверен, настолько, что начал войну и с другой стороной, — ответил я.

– Зачем?

– Ненавидел представителей этого народа, но скорее всего сам боялся нападения, и думал прибрать ее ресурсы для войны с первым соперником.

– А он обоснованно боялся нападения?

– Не в традициях той страны влезать в крупные конфликты первым. — Я покривил душой. Российское государство начало не меньше войн, чем любое другое. И справедливость у каждого своя. Но рамки иметь надо. — Тем более в тот момент она была слаба и не отошла от революции. С промышленностью точно была беда.

– Та страна, что вела войну со многими, она победила?

– Нет, но смотря на то, как они живут, так не скажешь. Но политическую независимость они потеряли навсегда.

– И каков итог войны?

– Одни государства возвысились, другие потеряли влияние. А победители установили новый мировой порядок. В мире установилось мнение, что уничтожать народы на основании теории об их неполноценности несколько неправильно. Теперь муссируется теория о неполноценности некоторых видов политического устройства.

– Мир стал лучше?

– Он не стал хуже. Тоже хорошее достижение. И неплохой урок, но сейчас его стали забывать.

– Зачем ваш народ ведет войны? Разные виды и народы имеют свои причины для этого. А какая у вас?

– Я думаю все просто. Сначала воевали за охотничью территорию. «Эй, это наша дичь!» Чтобы пограбить и захватить женщин. Затем стали воевать из-за ресурсов и земли. Ради власти, славы и богатства. Особо это не скрывали. Люди были проще. И честнее — в сражениях участвовали как раз те, кто и стремился к этим благам. Кто владел землей, тот и шел за нее воевать. Логично на мой взгляд. Потом привилегированные классы поумнели и чтобы заставить взять их в руки оружие правители стали придумывать всякие трюки. Им стали говорить, что мы защищаемся от агрессора, частенько превентивно. В принципе работает это и сейчас. Потом они поумнели настолько, что на убой стали посылать тех, кто не может от этой почетной обязанности отвертеться. Вот это уже, на мой взгляд, далеко не так справедливо. Разумеется, если исходить из простой стайной справедливости — равного распределения фруктов между приматами. Почти равного, ведь вожаку достается всегда больше.

– Обыкновенная картина для достаточно агрессивных видов. Но не характерная для имеющих сильные социальные связи. Им проще договориться.

– У нас достаточно сильные социальные связи, — не согласился я. — Достаточные для формирования отдельных стай, племен и государств. Но не достаточно развитые, чтобы решать все переговорами. Слишком мы агрессивны. Слишком силен стайный инстинкт[12]. Думаю, на этих оправданиях стоит закруглиться. Если угроза действительно есть, защитники найдутся. Но ведь диалектическая проблема: само наличие оружия и армии побуждает к войне. Если в руках молоток, то все вокруг становится похоже на гвозди.

– Оправдываешь милитаристскую политику?