Принуждение к любви

По дороге я размышлял об услышанном. Итак, Юра… Юрий Алексеевич Литвинов, весь из себя чистый, как после пылесоса, и благоухающий всеми мыслимыми дезодорантами и освежителями. Тот самый ухоженный чистоплюй, который уверял меня, что его мечта - притушить скандал любой ценой. Тот самый самодовольный павлин, который убеждал меня, что не имеет к грубой работе службы безопасности никакого отношения, потому как сам парит в чистых эмпиреях добра и экономических расчетов… Он тушил несостоявшийся скандал так старательно, что разжег его по новой со страшной силой - смерть и кровь лучшее горючее вещество в политике.

Но почему он так упорно подставлял под удар Женьку? Зачем? Ведь если он на стороне Бучмы, ему как раз был совершенно не нужен чрезмерный шум и наезды на журналиста, чреватые скандалом? Но это, если верить, что он был на этой стороне. А если нет? Может ли такой человек быть на чьей-либо стороне вообще? Он может быть только на одной стороне - своей собственной. Это очевидно. Значит, провоцировать и раздувать скандал вокруг «Крокета», натравливать Бучму и службу безопасности на бедного Женьку было нужно лично ему. Но зачем?

Я основательно вдохнул в себя холодного воздуха и двинул дальше.

У такого человека не может быть только один хозяин. Он не кладет свои яйца в одну корзину. Скорее всего, у него есть покровитель, на которого он работает, там, где происходит, как он выражается, противоборство света и тьмы. И там ему могли приказать прекратить шум вокруг «Крокета», найти, откуда идет утечка накануне решающих событий на Украине, и он стал стараться, очень стараться…

Я уже видел дом Анетты. До него оставалось всего несколько шагов.

И тут я до одури отчетливо вспомнил, как этот гомункулус изо всех сил доводил до моих мозгов очень простую вещь - Анна Юрьевна имеет к этой истории самое непосредственное отношение. И доводил ее с одной целью - чтобы я остановился, угомонился. Потому что тут замешана Анетта…

Не могу сказать, что меня прошиб холодный пот. Просто в моем мозгу моментально сложилась картинка, как выражаются телевизионщики. Анетта занимается проектом, в котором участвует и Литвинов… Возникает проблема, которую решают снять с его помощью… Кому-то приходит мысль, что нужно подключить меня, потому что я единственный, кому Женька может все честно рассказать… Так что мое появление в этой истории было не случайно, а по чьему-то точному расчету… И рассчитать это могла Анетта, ведь только она знала о наших отношениях с Женькой все. Но Женька мне ничего не сказал, потому что там была завязана женщина, Кошкарева… И тогда Литвинов решил действовать через службу безопасности…

А Анетта? Она знала об этом? А может, она и принимала решение?

У двери ее дома я постоял, успокаивая свое разгулявшееся воображение. Тихий переулок, заставленный машинами, был пуст и темен, и только в конце его с частотой пульса то вспыхивал, то гас свет рекламы какого-то казино. И когда вспыхивал, из темноты вдруг ясно проступало все - дома, машины, деревья, окна и рельефы стен…

Конечно, этот гомункулус мог просто приплести Анетту и специально, чтобы я не слишком дергался, но ведь она сама сегодня сказала, что занималась этим делом. И с ней в центре кадра картинка приобретает особую убедительность.

А еще она очень убеждала меня не лезть в это дело.

Последнее, о чем я думал, входя в квартиру Анетты, почему Женька все же сам не сказал мне ничего про Кошкареву? Ведь мы могли тогда что-то придумать, и все сложилось бы иначе. Но он почему-то не смог мне это сказать, и все сложилось так, как сложилось.

Среди массы недостатков, которыми я наделен, не только неумение спать с кем-либо в одной постели, но еще и неумение спать на новом месте. Поэтому я приготовился к бессонной ночи на чужом диване в гостиной.

Я лежал, уставившись в потолок, стараясь ни о чем не думать. И у меня ничего не получалось. Почему-то в голову лезли воспоминания каких-то далеких времен.

Учился я тогда в девятом классе и был влюблен. Девочка раньше училась в классе, который был на год старше нас, но потом пропустила год по каким-то загадочным причинам, о которых ходило много слухов, и оказалась в нашем классе. Наверное, это обстоятельство и то, что она выглядела куда взрослее наших подруг-одногодок, и поразило мое воображение. Она отвечала на мои не слишком уклюжие знаки внимания со снисходительностью взрослой женщины. Это распаляло меня все сильнее. Дело приобретало особо романтический характер из-за того, что у дамы моего сердца был ухажер из ее прежнего класса - здоровенный верзила-десятиклассник со странной фамилией Гак. Он считал ее «своей бабой», о чем ставил всех в известность при каждом удобном случае. Как и полагается таким персонажам, подобным мне в этой истории, я этому не верил и убеждал себя, что Гак просто трепло и хвастун.