Послевоенное государство Южной Кореи сформировалось в результате прямой американской оккупации. В Бразилии переориентация американцев в отношении латиноамериканских военных произвела политические сдвиги, но ни в коем случае не стала определяющей для истории военного правления. Ливия перешла к военному режиму, несмотря на американское военное присутствие. Так что условия (и последствия) перехода власти к военным были самыми разными в разных странах третьего мира. Соперничество великих держав и их вмешательство только оказывали определенное влияние при государственных переворотах, как и в поддержании установившегося военного режима. Гораздо важнее для ритмических колебаний установления военного контроля в мире вообще были изменения отношений государств третьего мира к великим державам и друг к другу. Причем влияние оказывала собственно система государств как таковая.
Если конфронтация великих держав и их вмешательство в национальные вооруженные силы действительно оказывали такое влияние, как мы здесь утверждаем, то ясно определяется один путь к огражданствлению. Этот путь предстает в двух вариантах: или сокращение участия соревнующихся между собой великих держав в создании военной мощи государств третьего мира, или полная отстраненность соответствующего государства от этого соперничества. В таком случае необходимо стимулировать переговоры между государственными гражданскими институтами и всей массой граждан. Создание регулярных систем налогообложения, справедливо распределяемых и понятных гражданам, может ускорить процесс. Результативным было бы и открытие новых возможностей для граждан строить карьеру помимо военной службы. Возможно, заявляет Альфред Степан (1988: 84–85), что развитие экспортной промышленности крупного вооружения в Бразилии приведет к парадоксальному результату: ограничению независимости бразильских генералов. Тогда быстрее будет развиваться демократия через рост гражданской бюрократии, заинтересованных кругов и переговоры с гражданским населением. В более общем смысле (и, будем надеяться, не столь воинственном) все большее втягивание правительства в расширение производства товаров и услуг способствует огражданствлению. Ни в коем случае не воспроизведение европейского опыта (на сегодняшний день, надо полагать, мы можем отчасти избежать повторения этого сурового опыта). Но обращение к некоторым возможностям, которые становятся нам яснее при трезвом анализе процесса
Заключение
Конечно, мой подход к рассмотренным темам имеет определенные обертоны. Он снова возвращается, несмотря на все мои прежние протесты, к своего рода интеллектуальному колониализму, к предположению, что если европейские государства выработали путь к огражданствлению общественной жизни, то так же могут и должны действовать государства третьего мира — стоит им (или их патронам) позволить развернуться этому европейскому процессу. Это допущение пренебрегает геополитическими характеристиками разных регионов, именно теми, что накладывают сильный отпечаток на отношения военных с гражданскими. К таковым отнесем постоянную угрозу прямой американской интервенции в Центральную Америку или страны Карибского бассейна, особую важность проблемы нефти в экономиках множества стран Ближнего Востока, широкое проникновение Южной Африки в государства к северу от нее, промышленную экспансию Японии, Южной Кореи и Тайваня — все эти факторы являются определяющими для политики их соседей. При нашем допущении мы забываем об этнической раздробленности и вражде как условиях, подталкивающих к передаче власти военным. Предпринимая попытку рассмотреть современную милитаризацию в исторической перспективе, я рискую бросить слишком много света на рассматриваемую проблему, так что незамеченными останутся ее тонкости, будет искажено ее прирожденное сочетание света и тени. Скажем просто, не следует думать, что установление власти военных в государствах третьего мира — это всего лишь обязательная фаза процесса формирования государства, и прошлый опыт нам этого не подсказывает и не дает уверенности, что, по мере развития государство эту фазу минует.