Принуждение, капитал и европейские государства. 990– 1992 гг

Так, разительный контраст мы обнаруживаем между Пруссией и Померанией XIV в.: в Пруссии, где в то время правили тевтонские рыцари, никто из принцев не мог соперничать с великим магистром, а у городов было мало власти. Здесь поставленные рыцарями помещики пользовались в своих громадных владениях широкой свободой до тех пор, пока рыцари получали с них доходы. В соседней Померании, герцогстве, которое возникло в результате небольших германских завоеваний и недолгих союзов, у герцога было множество вооруженных соперников, а бароны поменьше занимались прямо бандитизмом. Что же до городов, то они занимали господствующее положение сравнительно с землями герцогства и были главными поставщиками войск в военное время.

Во время войны 1326–1328 гг. между герцогами Померании и Мекленбурга города Померании выступали по преимуществу на стороне своего герцога, а дворянство — на стороне Мекленбурга. С победой правящего дома Померании землям, где велик был авторитет городов, «были дарованы большие привилегии: попечение над младшими герцогами (minor dukes), право решать, строить ли новые герцогские замки или сносить, право избрать нового магистра (master), если герцог нарушит свои обещания или обманет своих подданных» (Carsten, 1954: 90). Поскольку города могли оказывать поддержку или отказывать в ней, они пользовались немалой властью, отстаивая свои интересы.

Промежуточное положение между империями, основанными на взимании дани, и городами–государствами занимают национальные государства. Как и другие государства, они росли в связи с войнами, процессами государственного строительства и изымания ресурсов, но ограничивались договорами по передаче средств принуждения подчиненного населения для вложения их в защиту, разрешение споров (adjudication), а иногда даже в производство и распределение. Дальнейшая история Пруссии демонстрирует процесс, в ходе которого формировались национальные государства. Мы уже упоминали, что в XIV в. тевтонские рыцари установили здесь централизованную империю. В XV в. союз рыцарей, ослабленных чумой, исходом крестьян и военным поражением начинает распадаться, и местные магнаты, которых они раньше контролировали, становятся в Пруссии независимой политической силой. Пользуясь окрепшей властью, они все больше и больше ограничивают права крестьян, населявших их земли; употребляя подневольный труд, эти имевшие власть помещики постепенно переходят к фермерству (на основе частного землевладения) — фольваркам и могут уже экспортировать зерно в Западную Европу.

В то же самое время правители Бранденбурга и Померании, до того ослабленные союзом своих герцогов с богатыми бюргерами, начинают побеждать в непрестанной борьбе с городами, поскольку города утрачивают свое влияние в международной торговле и ослабевает способность Ганзейского союза выступать от их имени. Тогда правителям приходится вести переговоры с отдельными землями, где господствующее положение занимало дворянство, приобретшее основную власть предоставлять (или отказывать) королям в средствах для ведения войн и укрепления династии. В следующие столетия бранденбургские маркграфы Гогенцоллерны прокладывают себе путь к главенствующему положению в том, что стало Бранденбург–Пруссией, попутно поглощая большую часть прежней Померании. При помощи браков и дипломатических союзов они постепенно расширяют свои владения на прилегающие области и богатые капиталом районы нижнего Рейна. Затем заключают договоры со своей знатью, оставляя привилегии и сравнительно большую власть лордам в их собственных владениях, но предоставляя монарху доступ к регулярным доходам.

Так из битв, переговоров, договоров и наследственного имущества появляется национальное государство, где крупные землевладельцы Пруссии, Бранденбурга и Померании получают большую власть внутри тех доменов, которые корона никогда не могла у них отнять. В XVIII в. такие монархи, как Фридрих Великий, последними штрихами завершают построение всей структуры: они включают в состав армии и крестьян и их помещиков, одних под командой других. Прусская армия таким образом начинает воспроизводить сельскую структуру: дворяне — офицеры, свободные крестьяне — сержанты, а серфы — солдаты. Эти структурные преобразования ухудшили положение крестьян и серфов: многие крестьяне были закрепощены, и «на войне, и в мирное время военные обязательства старой Пруссии ухудшали социальное положение, законные права и имущественное положение серфов относительно дворянского сословия» (Busch, 1962: 68). В этом отношении исторический путь Пруссии отличался от путей, по которым пошли Великобритания (где крестьяне стали сельскими рабочими) и Франция (где крестьянство сохранялось до XIX в. и владело значительным имуществом). Но Пруссия, Великобритания и Франция — все они сотрясались борьбой монархов с имущими классами за средства ведения войны и перешли в дальнейшем к созданию устойчивой государственной структуры.