Приплывший дом

– Так с Лисом на одном курсе, – робко проговорила Лес.

Дара ошарашенно глянула на Олесю. Ей почему-то казалось, что Лес изучает дизайн или рекламу. А та, оказывается, вон какая серьезная. Анна Петровна посмотрела на девушку внука с резко выросшим уважением. Сейчас, конечно, последует ожидаемый вопрос.

Анна Петровна повернулась к Даре.

– Ты же поступаешь на следующий год, уже выбрала куда?

Вспомнили все-таки о ней, а она так тихо сидела с краешку.

– На исторический, – пробормотала Дара.

– Да? Кхм, ну ладно, – неопределенно кивнула Анна Петровна. – Гуманитарий, значит.

– Как и я, – мягко вставила Александра Константиновна. – Проработала всю жизнь учителем русского языка и литературы. И не жалею.

– А я на ужин колбаски хочу пожарить! – вдруг выпалил дядя Костя и поскреб лысеющую макушку. – Еще картошку в углях можно запечь!

– Отличная идея! – обрадовался Лис.

Дара расслабилась – о еде говорить куда интереснее, чем о будущей карьере. Хорошо еще, Майя не рассказала о своих планах стать спиритологом. Да и вообще как-то подозрительно притихла.

Конечно же, неспроста.

Едва тетя Даша разлила чай, упорная Майя снова подступилась к Анне Петровне. Даже на торт не поглядела, не потребовала, как обычно: «Мне вишню!»

Если уж ей пообещали историю, она не отвяжется.

Даре тоже не терпелось услышать еще один рассказ о заруцкой ведьме и доме, на крыльце которого она оставила старинный графин.

Этот дом не давал ей покоя. Вроде совершенно обычный, заброшенный, но как будто что-то скрывающий, затаившийся. Почему-то он казался жилым.

Неудивительно, что дом оброс байками, как старое дерево грибами-трутовиками. Или, наоборот, из-за того, что у него была история, он казался необыкновенным?

Анна Петровна медленно размешивала сахар. Но все понимали, что это уже начало истории – титры, которые нужно перетерпеть. Дара обняла ладонями чашку. Кружки на столе тоже были из серии «выкинуть жалко» – с банальными надписями, знаками зодиака или с городами, где был кто-то другой. Эх, а Дара бы не отказалась от кружки с Мологой. Но сувениры с погибшими городами, кажется, не делают.

– На окраине Мологи, в Заручье, – неожиданно начала Анна Петровна, – жили ведьмы. Каждая имела помощников – чертят, которых называла «деточками». Крошечные бесы оборачивались поросятами и жили под печкой, там, где у обычных хозяек хранились ухваты, метелки для золы, кочерги. Чертята были беспокойным народцем, и ведьмы день и ночь придумывали для них работу, чтобы деточки не сидели без дела и не шалили. Перелить воду из бочки в бочку ситом, взвесить дым. Рассыпали мак по деревянным полам и заставляли собрать все до семечка. В полночь ведьма выходила на улицу и украдкой, чтобы никто не заметил, набирала в подол песка, а потом заставляла чертей считать песчинки. Но не для развлечения держали ведьмы таких хлопотных питомцев. Давали они своим деточкам и настоящую работу, а именно – портить женщин. Потреплет ведьма свою жертву в очереди за плечо, скажет пару слов, и у той в животе заводится чертик. Нападает тоска лютая – вы депрессией ее сейчас называете, – пропадает тяга к жизни, отказывается женщина от еды и тает на глазах.

У Дары по спине побежали мурашки. Она украдкой глянула на Олесю – а не перебрался ли чертик из графина в ее прабабушку? Ведь та перед смертью как раз потеряла аппетит и впала в тоску-депрессию. А Дара-то сегодня этот графин в руках держала, несла к дому, он еще холодный такой был. Фу, черт! Ой, не надо черта поминать, даже про себя!

Анна Петровна глотнула чая и продолжила:

– У таких женщин обычно рос живот, болел. Они жаловались, что крутит нутро и словно кто-то там шевелится. Появлялась у них и особая болезнь – кликушество. Придет такая порченая в храм на праздник и вдруг забьется в истерике, начнет голосить или зверем орать – мычать, лаять, блеять. Народ пугается, но прислушивается – не выдаст ли кликуша имя ведьмы, которая навела порчу.

– Удобно на соседок брехать, – выдал вдруг дядя Костя. – Интересно, куда потом девались чертята из больших животов?

Лис прыснул.

– Мне кажется, бесы вселяются в тех, кто сам по себе злой, – задумчиво проговорила тетя Даша. – У них в животах уже приготовлена комнатка для чертенка.

Лис и дядя Костя переглянулись. Дядя Костя хмыкнул:

– А вообще, женский народ известен злым языком. Может, ведьмы так защищались от вездесущих соседок? Я и то, бывает, выйду покурить поздно вечером на крыльцо и вижу, как дрожит на окне занавеска у бабы Клавы. Что это она все высматривает? Представляю, каково приходилось ведьмам, – серьезно добавил он и шумно отхлебнул чая, – выйдешь в полночь, никого не трогаешь, песка для чертей в подол набрать, а кругом глаза-глаза, уши-уши.

Все расхохотались, словно смывая этот странный и неприятный разговор.

– Разве такие вредные люди могли жить в Мологе? – спросила Майя. – Молога же как Китеж-град. Нам великая тетя читала из книги… какого-то, как его, этнографа…

– Пф-ф-ф, сейчас я вам тоже прочту!

Анна Петровна оперлась на край стола, тяжело встала и направилась к книжной горе на подоконнике.